Последний день Всероссийского фестиваля моноспектаклей «ЧАТ» был не менее насыщенным, чем предыдущие.
В Доме актера показали спектакль Тюменского большого драматического театра «Пара, но я» (16+), а на камерной сцене Академического театра драмы шел «Иностранец» (16+) московского театра «Школа драматического искусства».
И это все о нем
В названии авторского спектакля Дмитрия Куклева заложена игра слов – «Пара, но я»/«Паранойя». Но впечатления параноика его герой — Эрик — не производил. Похоже, преследовал он сам себя. И хотя рассказывал про чувства к девушке с «необыкновенным» именем-палиндромом «Анна», узнавали мы только о нем.
Он сразу предупредил, что расскажет о том, о чем обычно не говорят мужчины. Но и у него не всегда хватало смелости на абсолютную откровенность, а может — уверенности в точности передачи переживаемых чувств. И тогда высказаться помогали поэты — от Маяковского до Шевчука. Лишь один раз «не сработало» обращение к классику: «Любовью оскорбить нельзя»? Нет, Лопе де Вега его не убедил, ведь если это так, то надо сделать признание, а герой все не решался на главный шаг. Собственно, эта нерешительность и стала содержанием спектакля. Не случайно мы застаем героя в зале ожидания аэропорта: он выбирает ждать, а не действовать; надеется, что решение подскажет «орел» или «решка», но только не он сам.
И действительно, все произошло, как по писанному:
«Вошла ты,
резкая, как "нате!",
муча перчатки замш,
сказала:
«Знаете -
я выхожу замуж».
Одна жизнь для Эрика закончилась. Может быть, именно сейчас, когда он все же высказался о произошедшем. Изменила ли она его?..
Думаю, что для Дмитрия Куклева этот полностью авторский проект точно стал зоной профессионального, а может, и личностного роста. Он не только прожил историю своего героя, но и создал его мир. Сценография и предельно проста, и многофункциональна. Пара скамеек — это зал ожидания в аэропорту, но одним движением скамейка может превратиться в дверь квартиры, в кровать, в шкаф... Солидный пиджак остался на плечиках — Эрик его так и не надел, но поиграл с ним, представив ситуацию «официального предложения».
Жанр спектакля автор определил как «разговор по душам». И это, прежде всего, разговор героя с самим собой. Может, он, наконец, начнет взрослеть? Или поможет повзрослеть кому-нибудь из зрителей?
«Возьми меня, родина!»
Герой спектакля «Иностранец» по рассказу Леонида Андреева точно знает, чего хочет, и последовательно идет к своей цели. Студент Чистяков хочет уехать за границу, и, чтобы собрать нужную для отъезда сумму, бегает по урокам, а не в университет. Поэтому товарищи и зовут его иностранцем.
Актер Андрей Финягин не перевоплощается в героев повествования, он — это голос автора. Но рассказывает так, что мы легко представляем описанных Андреевым и одиночку-Чистякова, и рубаху-парня Костюрина, и толстошеего силача Толкачева, и серба Райко. В минуты самых сокровенных дум Чистякова рассказчик умолкает, но мы слышим голос. Это внутренний голос Чистякова, это то, что не произносят вслух.
Не изображая героев ни интонационно, ни мимически, Финягин ведет сложную пластическую партитуру повествования, усиливающую авторский голос, эмоционально наполняющую рассказ.
Гора пиджаков и пальто в углу сцены — символ бесшабашного студенческого братства, которого сторонится Чистяков. Стул. Тяжелая металлическая цепь вроде той, которой привязывают к причалу судно — вот и вся сценография. Но больше и не надо. Сможет ли Чистяков разорвать цепь, которую не порвать даже силачу Толкачеву?
Чистякову, который «не любил улиц, по которым ходил, (...) не любил всей неустроенной, хаотичной, варварски грубой и бессмысленной жизни», противопоставлен серб Райко, который вечно «расхваливал маленькую и плохонькую Сербию». Его тоска по родине долго была непонятна Чистякову, пока однажды студенты не запели, «смешав голоса, пронизывая ими друг друга, слившись в одну величавую, скорбную гармонию»:
Покойной ночи всем уставшим,
Весь день свой отдыха не знавшим,
Трудом купившим свой по-о-кой!».
Вот и все. И понял он тоску Райко. И затосковал сам, будто уже перенесся в чаемые дали и открыл, что они ему не нужны. «И в горячих слезах он сказал: Возьми меня, родина!».
Трудно представить себе что-то более актуальное, чем написанный в 1901 году рассказ Леонида Андреева. Первый режиссерский опыт Льва Шелиспанского и первый опыт моноспектакля Андрея Финягина начался в еще доковидные времена. Но сегодня эту историю усиливает время. Видно, художникам дан дар предчувствия...
Елена Петрова
