Александр Лосунов: «Изучая историю, мы видим, что Омск

– Александр Матвеевич, как ни крути, а юбилей – всегда повод для подведения каких-то промежуточных жизненных итогов. С какими достижениями историк-краевед Александр Лосунов встречает 50-летие?

– Достижения, конечно, есть. Я один из первых стал заниматься историей «Белого Омска». Я считаю, что «Белый Омск» – это бренд, которым мы должны гордиться, а не стыдиться его. В ряде вопросов, касающихся истории XIX – начала XX века, я был первопроходцем. Например, в изучении Сибирского казачьего войска доктор исторических наук, профессор Юрий Георгиевич Недбай, мой научный руководитель, сделал много открытий, он начинал аж с XVI века, а дошел до 1861 года, а весь последующий период, с 1861 по 1917 гг. изучал я. Ведь наука развивается поступательно. Мы – историки – находим какие-то «песчинки», «изюминки» в архивах, анализируем их, устанавливаем причинно-следственные связи, а затем создаём на основе их концепции, которые впоследствии выносятся на обсуждение. В результате этого процесса какие-то факты обнародуются, и на основании их уже делаются выводы.

– Как вы пришли в краеведение?

– Моя матушка, Надежда Васильевна Лосунова, работала в издательстве. У нее был прекрасный почерк и некоторый писательский дар. Училась она в Московском полиграфическом институте, у всем известного Розенталя (Дитмар Эльяшевич Розенталь – советский и российский лингвист, профессор – С. Н.). Она не настаивала, чтобы я занимался творческим трудом, но творческая атмосфера в нашей семье всегда присутствовала. В 6 классе я увлекся зоологией, и мог даже сделать чучело из птицы. Потом было увлечение астрономией. Ходил к Владимиру Николаевичу Крупко во Дворец Пионеров, он мне очень много дал: до сих пор карту звездного неба или луны представляю на память, весьма неплохо.

Непосредственно краеведческих кружков тогда не было, и я попал к Фёдору Ивановичу Новикову, который занимался географическим краеведением. Так что делать глазомерную «съемку» меня тоже научили. Позднее участвовал в работах по реставрации Драматического театра, потом была Тарская, 20. Именно тогда, благодаря краеведу-реставратору Игорю Леонидовичу Коновалову, я заинтересовался омской стариной и пришёл в «Клуб любителей старины». Поскольку я получал багаж, то, естественно, возникала потребность его использовать. В 1988 году я услышал по радио, что идет реставрация «дома Колчака». Заинтересовался: что это за дом, как он связан с Колчаком? Пришел туда на субботник. Работал, что называется, от души! Позднее у нас в школе была производственная практика. Это когда обучающихся отправляли на определенные предприятия. Я рискнул и собрал команду из учащихся, которые захотели поучаствовать в реставрации этого памятника. Мы ходили туда, помогали восстанавливать «дом Колчака», он же «дом Батюшкина».

Кстати, я был одним из тех, кто писал губернатору Леониду Полежаеву, что в этом доме нужно создать центр изучения истории Гражданской войны. По моему глубокому убеждению, с моральной точки зрения, а не с фактической в гражданской войне нет, и не может быть победителей и побежденных. Когда брат идет на брата – это самое страшное. Именно это обстоятельство мы должны объяснять подрастающему поколению. Помимо этого, мы ратуем за то, что нельзя героизировать какую-то одну из сторон.

– Довольно нетипичное мышление для человека, учившегося в советской школе, жившего в советские годы, когда образ «красных» был незыблем. Откуда у вас этот интерес к темам полузапретным, в те времена уж точно, почти диссидентским: Колчак, церковь, казачество?

– Что для исследователя, что для читателя «запретный плод» сладок. Семейный фактор тоже сыграл свою роль. Если говорить про церковную проблематику… Я был крещеным, моя мама была верующей и меня привела в православный храм. Придя в церковь, я, соответственно, заинтересовался историей Омской епархии.

Митрополит Омский и Тарский Феодосий (Процюк) и А.М. Лосунов изучают документы по истории Омской епархии. 2005 г. Фото Н.В. Полещук. Архив Омского епархиального управления

Теперь про казачество. По линии отца у меня казачьи корни. Причем, я не просто заинтересовался этой темой, что называется, «со стороны», но погрузился весьма глубоко в жизнь сибирского казачества. Это хронологически совпало с периодом казачьего возрождения в начале 1990-х годов. Примерно в те же годы Олег Петрович Томилов стал возрождать в Омске «Белую Гвардию» (так называлось «белое» формирование, которое сыграло определенную роль в начале гражданской войны).

– В конце 1980-х – начале 1990-х годов для подобного погружения еще нужно было иметь определенную смелость, «безбашенность» в хорошем смысле. Много лет гуляет такая байка, будто молодого краеведа Лосунова историки «старой закалки» чуть ли не побить хотели за доклад о Колчаке «с человеческим лицом»?

– Немного не так. В 1988 году в Городском дворце пионеров проходила олимпиада по истории, посвящённая 70-летию образования комсомола. Наиболее отличившихся вызывали на сцену и задавали вопросы по краеведению, в том числе, по истории гражданской войны в Сибири… Что мог рядовой читатель про Колчака в советское время прочитать? Труд Степанова «Порт-Артур», либо «Моонзунд» Пикуля, да, пожалуй, и всё. О Колчаке говорили только «враг», «душитель», «палач» и т. д. А я уже в это время работал в качестве исследователя в Омском областном историческом архиве, просматривал личный фонд Андрея Фёдоровича Палашенкова, который содержал любопытные выписки. И вот я на этой олимпиаде озвучил мысль: «Давайте разберемся! Это такой же человек, со своими плюсами и минусами. Давайте говорить честно, что он сделал отрицательного и положительного!».

За это мне покойная Альбина Павловна Ракова присудила второе место. Фёдор Иванович Новиков, который был председателем комиссии, потом меня подозвал, покрутил у виска: «Ты что, дурак что ли? Ты что сказал со сцены?!». А я искренне сказал то, что думал. Ну не дали первое место, дали второе. Ну и Бог с ним! Так в конце 1980-х произошло формирование моего сознания. Всем, кто меня учил в те годы, я благодарен по сей день.

– Сформировавшееся сознание привело вас на исторический факультет Омского пединститута?

– Там еще была история с поступлением. Я занял второе место на Всероссийской конференции по Отечественной истории, с докладом, кстати, по истории дома Батюшкина. Там тогда был ЗАГС, и я привел туда и докторов исторических наук, и кандидатов тех же самых наук, а также ребят из других городов нашей страны. Я рассказал им свой доклад, показал, что и где в этом доме располагалось.

В 1989 году я, будучи еще школяром, прочитал доклад на историческом факультете, на конференции по памятникам. В жюри тогда сидели: Пётр Петрович Вибе, Александр Васильевич Минжуренко, Юрий Петрович Родионов. По уровню изложения материала моё сообщение, ученика-школяра, выглядело равным примерно студентам-третьекурсникам. Минжуренко сказал: «Давайте рекомендуем его в наш вуз, без экзаменов!» А Родионов ответил: «Нет! Надо чтобы профильный экзамен все-таки сдал».

Они написали рекомендательное письмо. Это письмо вкупе с остальными возымело действие – мне разрешили сдавать только один экзамен. А экзамен параллельно принимали Юрий Георгиевич Недбай и Александр Георгиевич Киселёв. В общем, пришел я на экзамен. Смотрю, у Недбая все вылетают в слезах. Но у меня Киселёв принимал. Сижу, готовлю ответ. Со мной рядом сидит девчонка, спрашивает тихо: «А кто проектировал Исаакиевский собор?» Я говорю: «Огюст Монферран». Она в изумлении: «Ты всех помнишь?!» Я: «Да». Ну, она тоже в итоге прошла…

А.Г. Киселёв прекрасно принимал, очень доброжелательно. Если бы я попал к Ю. Г. Недбаю, еще неизвестно что было бы. Уже потом мы с ним сдружились, хотя и до экзамена в читальном зале Омского архива пересекались. Позднее он меня с некоторой обидой даже спрашивал: «А чего ты ко мне не пошел экзамен сдавать? Я тебя ждал». Я говорю: «Юрий Георгиевич, меня же распределили…» Вот так я попал на исторический факультет.

– Как спустя годы вспоминается учеба?

– Я очень благодарен своим преподавателям. Уже была перестроечная эпоха, отменили историю КПСС. А у нас на истфаке были первоклассные специалисты, которые историю прекрасно знали, просто в советские годы им не давали открыто вещать…

Валерия Александровна Назимова. Я ее и сейчас очень сильно уважаю. Она могла материал изложить под таким углом, о котором даже никто не догадывался. Историю внутрипартийной борьбы она излагала так, как будто сама была участником событий.

А Юрий Георгиевич Недбай историю Древней Руси рассказывал так, как будто сам в то время жил. И, может быть, если бы не он, то я навряд ли историком вообще бы стал.

Валерий Наумович Либуркин. Так «разоблачил» Петра Первого, что я до сих пор думаю: а сделал ли Петр хоть что-то хорошее?

Виктор Николаевич Худяков. Без него вообще истфак не представишь. Он читал всегда без бумажки, прекрасная память у него была, всё знал и помнил наизусть. С ним такая мистическая история связана. Стоит только одну его лекцию пропустить, как на экзамене именно этот вопрос тебе обязательно попадется. У нас люди специально не ходили на лекции Худякова, чтобы потом прийти и ответить на один вопрос из тридцати. А Пётр Петрович Вибе являлся руководителем моего дипломного проекта.

– Если вернуться к краеведению… Знаю, кстати, что тот же Недбай снисходительно к краеведам относился. Как вы разводите в своей работе академическую историческую науку и краеведение?

– Дело в том, что у нас 90% историков используют в своей работе региональный материал. То есть, по сути, это историки – краеведы. «Государственные», как утверждает П.П. Вибе. У историков из столичных городов в руках обширный материал. Но про тот же «Белый Омск» историки из «центра» фундаментального труда не напишут, поскольку они не знают местной специфики и не смогут сориентироваться на местности.

– Понятно, что мы как региональные историки любим краеведение, можем много о нем говорить, но не преувеличиваем ли мы его значимость?

– Омское историческое краеведение прошло множество этапов. Я думаю, что еще очень важна личность краеведа, причем личность в контексте эпохи. Например, эпоха М. Сиязова и Г. Катанаева. Или эпоха В. Селюка и И. Шихатова. Или А. Сорокина и А. Лосунова. Каждая эпоха рождает запрос на определенную тему. Мы с А. П. Сорокиным (Алексей Сорокин – историк-краевед, заместитель директора Омской областной библиотеки им. А. С. Пушкина – С. Н.) отрабатываем темы, которые в советские годы были запрещены и являлись негласными.

А.М. Лосунов и А.П. Сорокин в процессе подготовки выставки по А.В. Колчаку в ОГИК музее. 1994 г. Фото В. Черненко. Из архива А.П. Сорокина

А исследователи XIX века преимущественно работали над изучением XVIII столетия. Люди XX века – над темами XIX-го. Если мы не знаем прошлого, то мы не можем прогнозировать и будущее. Я считаю, что история – наука. И наука с большим будущим. А краеведение – это часть исторической науки. Его нужно подробно и вдумчиво изучать, поскольку краеведение идет в ногу с развитием исторического познания. Недаром ведь у Петра Петровича Вибе возникла идея определенный пласт историков идентифицировать и обозначать как историков-краеведов. К слову, я стал подписываться именно так – «историк-краевед» – сразу после того, как закончил исторический факультет в 1995 году, то есть, был одним из первых. Считаю, что историк-краевед – это человек, который получил профессиональное образование и профессионально занимается историей в региональном масштабе. Я никогда не чурался этого, а наоборот, всячески превозносил. Я благодарен П. П. Вибе за то, что он вынес этот вопрос в публичное пространство.

– По вашей оценке, много еще в омском краеведении «белых пятен»?

– В краеведении сейчас наметилось очень много проблем. Как генеральных, так и косвенных. Сейчас я ощущаю, что совершенно не изучен XVIII век. Как функционировала Омская крепость? Какие полки здесь стояли? Что на этом месте располагалось позднее?

– Много лет вы являетесь председателем секции «Краеведение» областной конференции Научного общества учащихся «Поиск». Из года в год докладов на этой секции меньше не становится, может становиться и больше. Что привлекает молодежь в краеведении?

– Вот уже 10 лет я сижу сопредседателем на «детской» секции НПОУ «Поиск». А это – младшие классы… Что обучающихся влечёт в науку? Тут, наверное, играют роль несколько факторов. Первый – меркантильный. Сейчас у любого обучающегося есть так называемое портфолио, которое надо чем-то заполнять. Можно прыгать на скакалке, можно делать гимнастическую растяжку, можно конструировать авиамодели, а можно писать доклады. Поэтому многие занимаются этим, скажем честно, ради галочки.

Второе. Любая исследовательская работа – это желание узнать что-то новое. Любопытство – двигатель исторического процесса. Вот и приходят к педагогу ученики какую-то новую информацию узнать.

Третий момент – генетический, назовем его так. Это то, что идет из семьи. Человек, получая информацию от родственников, что-то желает уточнить. Например, заинтересовал рассказ бабушки, и вот он пытается выстроить некоторую «систему» исходя из архивных данных. Ведь научно-исследовательские работы, которые мне доводилось слышать, в основной своей массе посвящены семейным родословным. Считаю, что любой человек, который занимается подобной проблематикой, является исследователем. Плохим, или хорошим – это уже другой вопрос, зависит от профессионализма.

Исследовательский процесс может включать в себя подбор материала, ознакомление с ним, формулировку выводов. Почему мы должны отсекать тех людей, которые что-то нашли интересное, но не смогли изложить это письменно или устно? Они тоже исследователи. Хотя, разумеется, собранную информацию желательно уметь донести и до аудитории. Это может быть рукопись, экскурсия либо рассказ и т. д.

– Вы никогда не хотели уехать, как у нас в городе говорят, попытаться покинуть Омск?

– Я считаю, что где родился, там и пригодился. Многие стремятся уехать в Москву, в Санкт-Петербург… У каждого человека есть малая родина – место, где ты родился. Вся жизнь есть познание окружающей действительности. Когда живешь в каком-то регионе, то, понятное дело, возникают вопросы: хороший регион либо плохой? Какие у него достоинства и недостатки?.. Я горжусь тем, что родился в Омске. Изучая историю, мы видим достоинства нашего региона. Считаю, что Омск – уникальный город.

– Значит, существует омская идентичность? Многие ведь считают, что омич – это такой пока не реализовавшийся петербуржец.

– Тип сибиряка строится на подражательстве. Коренные омичи больше похожи на питерцев. Думаю, что здесь сыграла роль «столичности». Ведь сюда приезжали люди из столицы, особенно в годы гражданской войны. Вот и осталась генетическая память.

– Александр Матвеевич, есть у вас нереализованные проекты, о которых вы сожалеете? А может быть, какие-то планы ждут реализации?

– Хотелось бы еще очень много написать. И обязательно издать, поскольку, как говорится, что написано пером, то… Хочется собрать воедино все то, что уже написано мной и издать одним сборником. Очень хотелось бы создать учебное пособие или, правильнее сказать, хрестоматию по истории Сибирского казачьего войска. Это нужно, потому что сибирские казаки, к сожалению, свою историю не знают.

Встреча Великого Князя Г.М. Романова с сибирскими казаками. А.М. Лосунов стоит во втором ряду, слева, за спиной Наследника Российского престола. Фото Э.А. Мамакиной. Снимок сделан 5 июля 1993 г. на площади перед Свято-Никольском казачьем собором в г. Омске

Есть задумка издать труд по истории Омской епархии. Рукопись готова давно, но имеющиеся материалы уже нуждаются в обновлении. Ведь специфика работы историка состоит в том, что ты постоянно что-то находишь, изучаешь, читаешь, анализируешь. Потом что-то добавляешь в текст – это и есть новизна. У меня, в частности, лежит незаконченная рукопись путеводителя по «Белому Омску». Многое упирается в деньги. Если не нашел спонсора, а сам не слишком богат, то вопрос по изданию твоих наработок долгое время может оставаться открытым.

– Хочется пожелать, чтобы все эти задумки удалось воплотить в жизнь!

– Спасибо! Буду над этим работать.

Беседовал Сергей Наумов

Александр Лосунов: «Изучая историю, мы видим, что Омск – уникальный город»