Сергей Сочивко: «Да, я сказочник»

В библиотеке имени А. С. Пушкина открылась выставка «Омские сказы Сергея Сочивко».

На выставке – одиннадцать работ из серии «Омск – город губернский».

Пиршество красок и занимательных сюжетов. Художник запечатлел сценки из городской жизни с участием военных, купцов и городских обывателей остроумно и с теплотой. Век назад жизнь в Омске была степенной, несуетной, жители отличались добродушием и любовью к праздникам. Красивая жизнь с элементами патриархальности изображена на фоне знаковых памятников омской архитектуры.

Спектакли на полотнах

– Сергей Евгеньевич, вы ведь не омич, а больше всех коллег работаете над образом города. Почему?

– Я 28 лет живу в Омске, хожу по старинным улицам и пытаюсь представить, как они выглядели, какой были наполнены жизнью сто лет назад. Изучаю в архивах черно-белую историю по фотографиям, а для зрителей раскрашиваю ее в яркие краски. Когда показал эти картины об Омске на выставке в Томске, искусствоведы приняли их просто на «ура». После этого ко мне приехала руководитель галереи, попросила: «Сделайте что-то подобное для Томска». Съездил, окунулся в литературу. Там старины еще больше, чем у нас, и у пейзажа особый аромат. Сделал семь живописных полотен и подумал: а почему никто раньше не трогал этой темы, не фантазировал: а что здесь было до нас?

– Ваши картины напоминают маленькие спектакли. Это потому что по диплому вы – театральный художник?

– Да, именно с такой специальностью я был выпущен из Пензенского театрального училища. Но ни одного спектакля на сцене так и не поставил. Выполнять волю режиссера – это не по мне. Мой театр – здесь, в мастерской. Я тут сам себе и сценарист, и режиссер, и художник по костюмам, по свету.

– А иногда и актер. Вот на картине «Праздничный день» казак, очень похожий на Сергея Сочивко, раздувает самовар.

– Я стал изображать себя на картинах с легкой руки Георгия Кичигина. Он сказал: «Сергей, а ты возьми себя в ту эпоху и живи в ней». Я и живу. Почти на всех картинах среди омичей можно и меня найти.

– И домочадцев?

– Их тоже. На картине «Казачий рынок» они на переднем плане с рыбой идут с рынка. И сына Арсеньку изображал на колясочке и друзей с собачками на прогулке. Люблю иногда делать такие пикантные штучки.

Казачьи истории

– Сергей Евгеньевич, вы долго носили казачью форму. Выглядели этаким русским богатырем. А почему сняли?

– Потому что из казаков сделали подобие политического движения. Ходят по городу 48 атаманов, которые в свободное время вырезают из консервных банок звездочки на погоны. Смотришь – а кто-то из них уже в политсовете какой-нибудь партии. Я считаю, ставку в казачьем движении надо было сделать на создание культурного казачьего центра. Как на Кубани, где при Кубанском казачьем хоре открыли школу, культурный центр. Так что ни в каких формированиях не состою. Но от патриотизма – ныне модного понятия – не отказывался даже в 90-е, когда патриотов ругали.

– Формы нет, а выдающиеся казачьи усы не сбрили.

– И не сбрею. Казаком был и останусь. Кстати, у меня и сертификат есть Книги рекордов Омска за 2012 год: я первый в номинации «Самые длинные усы». Быть мужчине без усов считалось неприличным у казаков. Даже когда идут на первую службу. А степенные казаки всегда и бороду носили. Кстати, частушки про усы я впервые услышал в Сибири, их еще в 1991-м спел ансамбль из Ачаира.

– Вы из каких казаков будете?

– Из кубанских. Правда, родо-словную по отцу знаю только до прадеда Фомы Сочивко. Как во многих семьях, в нашей на рассказы о прошлом по понятным причинам было табу. К тому же на Кубани архивы сгорели в Великую Отечественную. Но мне известна история кубанских казаков. Часть из них пошла от запорожцев, переселившихся на Кубань после основания Екатеринодара. Отсюда украинизмы в речи. А от горцев в ХIХ веке к казачьей форме добавилась черкеска. Смешение языков, культур создали мощное русское явление – кубанское казачество. Меня греет принадлежность к нему.

А по материнской линии мои предки – крестьяне Пензенской губернии Аброськины. Рослые, крупные, статные. Прадед погиб в Первую мировую во время Брусиловского прорыва. Рос я на родине матери – в городе Красно-слободске, раньше относившемся к Пензенской губернии, а теперь – к Мордовии. Этот город основал Иван Грозный, и имя он получил не при советской власти, а в старину, когда «красный» значило «красивый».

Падал снег…

– Не обижаетесь, когда про ваши работы говорят: лубок?

– Нет. Лубок – это народная картинка. А я не итальянец, не француз, я русский художник и не стесняюсь этого. Лубок – это цвет, который изначально заложен такой, чтоб звенел. Это творчество сродни ярмарке, скоморошеству, в нем театральность, буффонада. У меня сценки из знакомой, понятной жизни, потому что я воспитан на народных традициях. Знаю, как русские люди накрывали столы, как праздники проводили, что пели. Да, я сказочник, но у меня каждая картинка сердцем выстрадана.

– «Искусство должно быть добрым» – ваша фраза. А не думали о том, что приукрашиваете прошлое в ваших сказочных сюжетах?

– Это ответная реакция на оплевывание всего, что было до нас. Я начал делать серию и о советском прошлом. Послевоенном. И как только изображу этих мужчин в кителях и галифе, полуторки и ЗИСы, у меня просят эти работы, потому и серия пока не складывается. Но сделаю!

Это была эпоха победителей, время надежд, когда рождалось много детей. Помню, ходили с отцом в баню, и я видел искалеченных, со страшными шрамами мужчин. У всех моих друзей деды были фронтовиками, а у кого-то и отцы. Дома хранились коробки с орденами и медалями. А мата в автобусах было куда как меньше.

Вокруг сегодня много дурного, несправедливого, наглого. И я сказки свои пишу, чтобы людей увести от этой разлитой в воздухе озлобленности, агрессии, ненависти. Искренне верю, что зритель посмотрит на мои картины и улыбнется, вспомнит, что его бабушки и прадедушки тоже жили на этой земле, были участниками тех или иных событий.

– Вам важно именно зрительское признание?

– Конечно. На выставках-конкурсах меня не замечают, будто нет такого художника Сергея Сочивко. Перестал участвовать в этом бессмысленном соревновании. Никогда не думал, что с темой родного города могу оказаться в оппозиции. Но произошло. Впереди те, кто проповедует другие ценности, а я не хочу работать на разрушение. И по-моему, сложно навороченная заумь отпугивает зрителей.

– Это вы о постмодернистах?

– О непрофессионалах в искусстве, как бы они себя ни называли. Намажут пятнышки, цветики – и чувствуют себя великими. Особенно их «скромность» умиляет: рекламу себе делают без меры. А на самом деле все одинаковые.

– Но и вас с фантастическими гиперболами трудно назвать классическим реалистом…

– А не нужно узко смотреть на этот творческий метод. Реализм, от которого я отталкиваюсь, – это сама жизнь. Потому и не будет у нас, реалистов, человеческого и творческого кризиса. Вот сегодня пасмурный день, и в такой же день я проходил мимо Успенского собора. Думаю: как белый цвет выразителен на фоне холода. И как красиво падает первый снег. Такое состояние природы на контрасте с рукотворной теплотой храма было и в старом Омске. И я написал картину «В пасмурный день». Художник-реалист мыслит другими категориями.