Сергей Брехт известен в Омске под именем Сибирский ведун, в родном городе он занимался целительством. Но для бойцов он заместитель командира инженерно-саперного батальона имени Карбышева добровольческого корпуса.
Ведун уехал в 2022 году на СВО добровольцем, и уже трижды заключал контракт. Сейчас он уже снова «за ленточкой». На встрече в Омске, которая состоялась во время короткого отпуска, Сергей Ведун рассказал о духовной составляющей в окопах и блиндажах, про внутреннюю и внешнюю войну, и о том, как сохранить себя в любых условиях.
— Чем вы занимались в Омске до СВО?
— Целительством. Я проводил различные мероприятия духовной направленности, помогал поставить на место мозги, и тело помогал исправить. А до этого — занимался бизнесом, управлял стройкой, так что управленческие навыки у меня есть. Но военной специальности у меня раньше не было.
Фото из архива Сергея Брехта
— Как попали на фронт?
— В Омске я сначала занимался в центре специальной военной подготовки «Сибирский полк». Первый раз я ушел на СВО с благословения своей жены в 2022 году, в октябре. Сначала пришел санинструктором, хотел помогать раненым. Думал таким образом карму подчистить. Но я же духовный искатель, и меня спросили, кем я себя вижу на этой войне. Оказалось, что в данный момент нужен командир взвода связи. И вот сейчас я уже заместитель командира батальона.
Военная карьера всегда быстрая. Появляются должности, их нужно кем-то замещать. Люди выбывают по разным причинам. Во-вторых, динамика здесь совсем другая, это не служба на гражданке с выслугой лет. А ставка здесь — жизнь. Поэтому к хорошему командиру подтягиваются.
— С позывным долго решать не пришлось — так и решили остаться Ведуном?
— Я сначала хотел взять позывной Шаман. Но там уже был именитый боец с таким позывным, восемь лет он был командиром артиллеристов. К сожалению, он погиб. Поэтому второй Шаман уже быть не мог, и я стал Ведуном.
Были пару раз жесткие диалоги. Говорили: «Да он вообще там шаман какой-то, что он здесь делает?» Отвечал: «Не тебе решать, буду я защищать Родину или нет».
Фото из архива Сергея Брехта
— Зачем вам вообще это было нужно?
— Моя мотивация пойти туда была в том, чтобы понять, насколько ты крепкий. Это значит окунуться в максимально мужское общество, где что-то нужно постоянно доказывать в своем коллективе, пересиливать постоянный страх смерти.
Бывает, что у мужиков «свербит». И единственная крепкая возможность проверить себя — только там. Поэтому некоторые мужики хотя бы в гуманитарном караване приезжают. Пускаем их поближе к «передку», даем пострелять — и они уже как будто хапнули чего-то. У меня была еще такая мотивация: я не знаю, сколько продлится СВО, вдруг эта война станет последним крупным конфликтом, поэтому захотелось принять участие. Но не всем нужно идти на фронт, многие нужнее здесь.
Меня много раз пытались называть убийцей, говорили: «Ты же рассказывал про духовность, зачем пошел на войну?» Но православные батюшки, например, себя правильно ведут: они приезжают на СВО, чтобы быть со своей христианской паствой. В этом и есть духовность. Максимальное явление русского духа — на передовой. Там и чудеса случаются.
— Какие?
— Однажды от Авдеевки мы ехали на машине по Донецку по Киевскому проспекту, и впервые я увидел три крупных прилета по крыше здания. Я поймал этот момент, он мне даже показался красивым: сначала мощные взрывы, потом крыша медленно нависает над дорогой и падает. И мой сослуживец Володя медленно кричит: «Убееегааааеееем!» Перескочили на встречку — и на то место, где мы до этого ехали, упали огромные куски крыши и обломки. Я увидел, как замедляется время! Для меня это присутствие божественного. А до этого мне пацаны рассказывали, что видели, как мимо них летит пуля. Хотя это не реально — выстрел ты не можешь заметить, пуля летит со скоростью 700 метров в секунду.
Или однажды был случай, когда в кабину грузовика, который ехал на скорости, влетела пуля снайпера. Она просвистела над головой бойца, который за секунду до этого наклонился...
Вера в бога у людей на СВО укрепляется, в окопах нет атеистов. У меня с богом своеобразные отношения, но верующие на молебнах искренне молятся. Некоторые обрастают амулетиками от лам, от муфтиев, от православных батюшек — кто во что верит.
Но в то же время духовное там вытесняется, все гораздо приземленнее, нужно больше усилий, чтобы в тебе оно оставалось. И в этом есть смысл — если думать о высоком, тебя в этот момент схантит снайпер.
— Кем вам нравится больше быть — воином или целителем?
— Это такой же вопрос, как «Кем ты больше любишь быть — отцом или сыном?» Это части моей личности — и воин, и целитель. Призвание — это какие-то рамки. Да, сегодня я военный, но завтра — снова целитель.
Фото из архива Сергея Брехта
Однако для меня на СВО стала важна и актуальна медитация. Уделял ей два раза в неделю по часу. Еще важна гигиена ума — перестаешь читать телеграм-каналы, соцсети. Я думал, что буду медитировать каждый день, но бывало, что и две недели проходило без медитации — сил не хватало на это. Кроме того, я должен быть 24/7 на связи, не могу отключиться полностью, и медитация становится более сложной.
Там многое приобретает судьбоносный момент. Мужчинам важно знать себе цену и не отступать от своих позиций вплоть до драки. В мужском обществе выстраивается своя неформальная иерархия, и ты играешь ту роль, которую тянешь. Многие падают духом и эмоционально. Ведь там всегда накал страстей, а еще — мгновенная и быстрая карма. На гражданке все то же, только медленнее.
Все духовные практики на войне работают. Человек должен быть музыкальным, обладать чувством такта. Я стал более лояльно относиться к курильщикам, матерщинникам. Но человек должен быть еще и думающим, поэтому к пьющим отношение прежнее — на СВО они приносят большой вред.
— У вас был уже третий по счету контракт. Это затягивает?
— У мужиков есть тяга, как в гараже, собираться небольшими группами. На СВО такие группы тоже складываются, и на фоне эмоционального всплеска эти связи очень сильны. Кроме того, война — как наркотик, это постоянное выделение адреналина, и организм к этой дозе привыкает. Потом в мирной жизни — скучно.
Второй момент — нужность. Там ты в зависимости от твоей должности максимально нужен и востребован. А хотят быть нужными все. Там это есть, а здесь этой востребованности уже меньше. Еще один фетиш — там ты с автоматом. К любому оружию ты привыкаешь. И к тому, что в случае чего ты можешь благодаря ему изменить ситуацию. Но чем дольше человек воюет, тем сложнее ему потом по возвращении встроиться в социум. Многие не знают, чем они будут заниматься после СВО.
Даже когда гражданскому человеку надеваешь бронежилет, даешь ему автомат подержать, он сразу становится воинственным, как будто рыцарь в латах. Внешняя форма очень сильно влияет на содержание. Вы бы видели, когда эти гражданские мужики, которые привозят гуманитарные грузы, садятся в бронеавтомобили «Тигры», как они при этом меняются! Поэтому и в уставе прописано: требовать чистоты, чтобы бойцы мылись, зубы чистили, следили за своей амуницией, подшивались.
Но я сам этот вопрос еще дощупываю. У меня нет яркой зависимости, я все-таки управляю своим сознанием или думаю, что умею это делать.
Фото из архива Сергея Брехта
— Приходилось ли встречаться с врагом лицом к лицу?
— У нас однажды был пленный, мужичок лет 50. Он каким-то чудом прошел через минные поля на наши позиции, просто сел рядом с нами и спрашивает: «Я к своим попал?» Отвечаем: «К своим». Догадывается: «Вы что, русские?!» «А ты нет что ли?» — отвечаем. Он сдал оружие, и мы передали его дальше, к пленным у наших отношение нормальное.
— Что представляет собой ваше подразделение?
— Это отдельный инженерно-саперный батальон имени Карбышева. Там много омичей, но может приехать и вступить в него любой человек. Там служат не только саперы, есть инженерные подразделения, которые налаживают мосты, дороги, переправы.
Быт у нас хорошо устроен — тут, вообще, кто как постарается. Это полностью зависит от командира. У нас все спали на кроватях, некоторые на нарах, еду готовили в столовой. Сон — это один из ценнейших ресурсов на фронте, он должен быть в тепле и тишине. Все ссоры — из-за бытовых условий, поэтому быту должно уделяться самое большое внимание. Но излишний комфорт притупляет чувство хищности, мужчине все равно нужна какая-то жестокость.
Набор добровольцев идет постоянно, у кого-то заканчивается контракт, и не все продляют. Было много и спецконтингента — бывших заключенных, мы их обучали, кормили, отправляли на боевые задания. Но сейчас они ушли, мы восполняем эти места добровольцами. У меня закончился очередной контракт, и я буду заключать следующий.
— Все у вас такие же мотивированные?
— Бывает, что новички разочаровываются: порой оказывается, что нет никакого «боевого братства», у людей это отбивает желание воевать. Я считаю, что мы утратили то хорошее, что было при социализме. Раньше ведь все было подчинено большому и светлому, и было не страшно принести себя в жертву. Последние тридцать лет научили нас жить, только потребляя. Как тут еще достучаться до человека, кроме как не войной? Но мне интересно было бы посмотреть, как будет выглядеть мобилизация в той же Германии. Кого они наберут, насколько они будут мотивированы? Хотя те, кто приходит на СВО за деньгами, быстро отскакивают. Все равно человеком должна двигать идея.
Сейчас мы можем яснее увидеть наши проблемы, которые есть в нашем обществе и государстве. Каждый на своем месте должен быть честным, хорошо выполнять свою работу, но этого мало. Нужно еще иметь свою гражданскую позицию. Я верю в наше будущее, но нам придется за это здорово подраться, потому что на Западе за нас взялись не слабо.
— После такого опыта остается ли страх смерти?
— Я впервые столкнулся с таким феноменом, когда смерть становится нормой и никого не шокирует. Так же относишься и к увечьям. В наш батальон просятся попасть бойцы после ранений, без рук и без ног, и это нормально.
Сейчас любой ребенок может посмотреть столько смерти в интернете в любой интерпретации, и это их уже не пугает. Да, к сожалению, смерть становится нормой везде. Рядом всегда идет озлобленность. Видя такой визуальный контент, мы формируем мир этими смыслами, и это меня тревожит. Но на войне как на войне — если пожалел врага, то сделал свою жену вдовой.
— Чем отличаются ваши боевые задачи, что-то меняется с ходом СВО?
— Наши саперы иногда идут даже впереди штурмовых групп и занимаются разминированием. Но с сентября у нас не было ни одной потери. В подробности вдаваться не буду, но сейчас Россия сейчас воюет так, чтобы у украинской армии отпало желание воевать, а это намного дольше, чем забрасывать территорию ракетами. Это первый такой гуманный конфликт, когда потери военных больше, чем гражданских. Сравните, что происходит в Секторе Газа. У военных есть азарт — переиграть друг друга, как в шахматах. Погасить огневые точки, пробить проходы — отношение как к игре.
Кроме того, это первая война, когда видно все и всем — летают «птички», военную хитрость применить сложно, в кустах не спрячешься. Спустя два года СВО картина боя из-за дронов поменялась очень сильно. FPV-дрон — это снайперская артиллерия, он несет такой же снаряд, но может залететь в блиндаж, в небольшое отверстие.
Вообще, это очень странный конфликт. Например, после работы на передовой можно приехать в кафе в городе и выпить хорошего латте. А потом можно вернуться на такси, которые доезжают практически до позиций, до которых остается три километра. Даже пиццу по заказу привозили на передовую. А ведь мы привыкли еще по Великой Отечественной войне, что и на фронте, и в тылу ситуация похожая. Возникает когнитивный диссонанс, как к этому относиться? А потом привыкаешь и извлекаешь выгоду — повоевал и после этого вкусно поел и выпил кофе.
— Вы ведь перевезли и свою семью на Донбасс, это безопасно?
— Они практически в тыловой зоне, живут в городе, рядом с гражданскими. Конечно, это небезопасно, но мы не хотели расставаться. Однако жить постоянно я там не хочу — не мой регион. Зимой снега нет, тепло, а сейчас там уже жара, все расцветает. Летом — еще жестче жара, плюс 45.
— На футболке у вас не случайно изображен буддийский бог войны?
— Это гневное изображение добрых богов. Они считаются защитниками сознания. Некоторые знания необходимо именно защищать, и это напоминание о том, что добро должно быть с кулаками. Я не буду подставлять вторую щеку. Если случится проблема, я буду ее решать военным путем. Время такое.
— Планируете ли завершить контракт и вернуться к прежней жизни?
— Я пошел на СВО по импульсу, по импульсу и вернусь. Пока я его не почувствовал.
