Более 23 тысяч детей из блокадного Ленинграда нашли приют в Омской области.
Страшно представить, но на немецких «картах смерти» помимо военных объектов были отмечены школы, роддома, детские сады, больницы. В блокадном Ленинграде под непрекращающимся градом бомб они закрывались одно за другим. Но оставалось больше 400 тысяч юных ленинградцев, чьи жизни нужно было спасти.
Первыми распахнули свои двери Ульяновская, Кировская, Горьковская, Ярославская области. Но когда линия фронта продвинулась вглубь страны, детей отправили дальше — в Сибирь.
Лютый мороз — это все, что ленинградские дети знали о Сибири. Путь был долгим, мучительным. Приходилось проводить недели, а порой и месяцы в вагонах, на станциях, в ожидании. Особенно тяжело приходилось зимой.
Те годы жительница блокадного Ленинграда Ирина Виноградова вспоминает так: «…Нас эвакуировали в 1942 году, сразу после первой суровой блокадной зимы… Ехали мы очень долго — казалось, что целую вечность. Но уже было не так страшно. Все нас приветливо встречали и относились с жалостью. Это и понятно: мы ни на кого не были похожи. Просто скелеты — и всё…»
Омская область первой приняла эшелоны с детьми. Подготовка началась еще в июне 1941-го. На крупных железнодорожных узлах развернулась сеть эвакопунктов: бани, прачечные, санприемники.
Каждый эшелон встречали педиатры, а бригады студентов-медиков бросали все и мчались на вокзал, чтобы оказать первую помощь. Маленьких, изможденных пассажиров выносили на руках, на носилках.
Профессор Омского медицинского института Галина Алхутова вспоминала: «Прекрасно помню, как мы встречали детей, вырвавшихся из блокадного Ленинграда. Это было ужасное зрелище. Студенты, санитары, врачи на руках выносили детей из вагонов санитарного поезда, аккуратно и очень осторожно рядами укладывали на телеги, везли по городу и размещали в палаты. Дети были истощены, сначала не могли даже сидеть, они могли только, да и то с трудом, ползать».
На омском вокзале разворачивались порой невероятные истории.
Как обычно, после долгого пути детей проводили через санпропускник, чтобы помыть и переодеть в чистое белье. В тот день в зале ожидали своей очереди и взрослые, прибывшие другим эшелоном. Внезапно из толпы выбежала женщина с криком: «Светочка, моя Светочка!» Она бросилась к одной из девочек, крепко обняла ее и зарыдала.
Выяснилось, что во время бомбежки родного города, в суматохе и ужасе, мать потеряла свою дочь. Кто-то из сердобольных людей посадил девочку в уходящий эшелон, а обезумевшая от горя мать попала в другой. И вот, по невероятному стечению обстоятельств, оба поезда прибыли в Омск, и именно здесь, в вокзальном санпропускнике, произошла долгожданная встреча.
Более 14 тысяч детей нашли приют в Омской области в первые месяцы войны. В 1942-м прибыло еще 5698 ребятишек, в 1943-м — 1200. К августу 1944-го в регионе работало 217 детских домов и интернатов, где воспитывалось больше 23 тысяч детей. Детские дома располагались в разных районах области: Павлоградском, Черлакском, Саргатском, Горьковском, Тюкалинском, Крутинском, Седельниковском, Тевризском, Усть-Ишимском.
Детские дома открывали в зданиях школ, клубов, в частных домах. Но самое главное, ребятишек просто разбирали по семьям, усыновляли. Сибиряки, сами переживавшие тяжелые времена, отдавали последнее, чтобы согреть, накормить…
Наталья Арцимович в статье «Спасенное детство» опубликовала свои впечатления о первых днях и месяцах эвакуации: «Воспоминаю: пришел эшелон на станцию Называевская. До деревни, где находилась школа, километров двадцать. На улице пурга. Дороги перемело. Комсомольцы Называевска собрали у населения тулупы, полушубки, укрыли ребятишек, и машины тронулись, преодолевая сугробы, с лопатами шли они впереди машин, разгребая снег. В следующем населенном пункте их сменили другие комсомольцы, и эту колонну, как эстафету, передавали от села к селу и благополучно доставили к месту назначения».
Вот еще воспоминания учителя Харламовской школы Таврического района: «В конце ноября 1941 года, когда дороги были забиты снегом, нас известили, что на станцию в Кировск прибывает два вагона с детьми из Ленинграда. Дети плохо одеты, надо встретить и обеспечить их теплой одеждой. Времени было мало, обратились к школьникам — собрать пимы, шапки, теплые шубы для перевозки детей в село Харламово. Одна из девочек сняла теплое пальто, чтобы отдать его. На замечание учительницы: “Как сама-то будешь без пальто?” — ответила: “А я тут рядом живу, добегу до дома без пальто”».
В суровые военные годы сибирские дети бескорыстно делились с ленинградскими сверстниками самым необходимым. Встречая эшелоны на станциях, местные ребятишки протягивали голодным и измученным детям кусочки свежеиспеченного хлеба, дарили им свою одежду: пальто, шапки, рукавицы.
Несмотря на скудные бытовые условия, воспитатели старались обеспечить детям полноценное образование, привлекали их к труду. Ребята работали в колхозе: помогали на полях, ухаживали за скотом, пололи огороды, собирали ягоды. Девочек обучали рукоделию: вязанию, штопанью, вышивке, починке одежды. Мальчики осваивали простейший ремонт мебели и летом ловили рыбу.
Осенью 1945-го года на детей стали приходить запросы от родственников. От тех, кому удалось выжить. Для многих ребят Омская область стала вторым домом, потому что возвращаться, по сути, им было уже некуда и не к кому.
Всего в Ленинград вернулось меньше трети эвакуированных детей…
Из воспоминаний ученого и поэта Александра Городницкого:
«…16 апреля 1942 года нас вместе с мамой и большой группой детей вывезли из блокадного города по ладожской ледовой трассе… и через сутки, погрузив в товарный вагон, повезли в эшелоне в Омск. В вагоне были устроены нары, на которых спали. До Свердловска нельзя было зажигать огня, даже примуса. Соблюдалась строгая светомаскировка. Кипяток брали на станциях в “титанах”. Ехали долго, более десяти дней, постоянно пережидая движущиеся навстречу воинские эшелоны и перегоняющие нас санитарные.
В Омске, где нас встретил отец, мы поселились в большом старом одноэтажном деревянном доме по адресу: Войсковая улица, 42 (ныне ул. Театральная. — Прим. ред.), который Гидрографическое управление снимало для своих сотрудников. Дом был сельского типа, с колодцем во дворе. После коптящей “буржуйки”, настоящей роскошью казалась долго державшая тепло настоящая круглая домашняя печь, которую топили дровами.
В эвакуации, в Омске, я почти полгода проболел и не мог ходить в школу. Из-за дистрофии и авитаминоза начался жесточайший афтозный стоматит. Весь рот внутри покрылся нарывами, не давая есть. Время было голодное. Спасала посаженная нами картошка, которая заменяла все. Там, в эвакуации, класса с третьего я пристрастился к чтению. На чердаке нашего деревянного дома каким-то образом оказались подшивки старых журналов “Вокруг света”. Надолго прикованный к постели, я перечитывал их по многу раз, наивно мечтая о дальних путешествиях.
Время моей учебы в омской школе (здесь я учился со второго по четвертый класс) было тяжелое, голодное. В классах зимой было холодно. Первые диктанты писались в самодельных тетрадках из оберточной бумаги. Город был на военном положении, и в нем было много госпиталей. Помню, что, когда я учился в третьем и четвертом классах, мы ходили в наш подшефный госпиталь читать стихи раненым.
С Омском связана и моя первая в жизни любовь. В июне 1945 года родители отправили меня в пионерский лагерь в Чернолучье, на берегу Иртыша, где я влюбился в красивую девочку с большой русой косой — Таню Ильину, эвакуированную из Бреста. Мне тогда было 12 лет, ей 10. Мы ходили с ней, взявшись за руки, сидели рядом у костра, пели песни. Из всех дней, проведенных в Омске, отчетливо всплывает в памяти самое радостное событие — День Победы в 1945 году, праздничные фейерверки в городском парке, обнимающиеся радостные люди. В середине нулевых, работая над документальным автобиографическим фильмом «Атланты держат небо», я со съемочной группой побывал в Омске. В современном промышленном городе я не узнал того Омска военных лет, где прожил четыре года эвакуации. Пытался найти наш дом 42 на Войсковой улице, но он уже не существует. Мою школу, находившуюся на улице Республики (сейчас — часть улицы Ленина), найти тоже не удалось. На пересечении улицы Масленникова и проспекта Маркса, я положил букетик цветов к памятнику блокадным ленинградским детям и долго стоял возле него, сдерживая слезы».
По материалам историко-архивного сборника «Дом детства моего»
