Роман Феодори: «Шекспир всегда актуален»

В Омский театр драмы приглашен на постановку спектакля Роман Феодори, главный режиссер Красноярского ТЮЗа, обладатель большого числа театральных премий, в числе которых и «Золотая маска». Обозревателю «ОП» он рассказал о предстоящей работе и о себе.

Хочется встревожить зрителя

– Роман, вы поставили немало спектаклей в разных городах, которые называют событиями театральной жизни России. А с чем приехали в Омск?
– Два с половиной года мы вели переговоры с художественным руководителем Омского театра драмы Георгием Цхвиравой о постановке. И вот я в Омске. Я предложил «Трагедию о Кориолане» Шекспира. Эта пьеса мало  ставится, считается менее удачной, чем другие шекспировские. Есть проб­лемы с переводом. Вообще проб­лемная пьеса. Такие я и люблю.

– Чем взволновала трагедия Шекспира?

– Больной темой. Я все время думал, почему же гордыня является смертным грехом? Убийство, лжесвидетельство, прелюбодеяние, непочитание отца и матери – понятно. А гордыня? И в какой-то момент мне показалось, что я понял…

– Что от гордыни происходят все другие грехи?

– Правильно. Она как вирус, инфекция, которая сама по себе не убивает, но активирует все остальные болезни, и, заразившись вирусом гордыни, человек может пройти точку невозврата, все другие грехи выползут. Шекспир всегда актуален, но сегодня «Кориолан» – четко, внятно звенящий материал. Очень хочется в этом разобраться.

– А вы будете переносить действие в другое время?

– История настолько универсальная, что должна быть придумана универсальная эпоха.

– Сегодня не редкость, когда в шекспировских пьесах герои выходят на сцену с сотовыми телефонами…

 – Я так не умею. Если мы о притче говорим, то какие могут быть предметы современности? Поразить воображение зрителей не самоцель режиссера. А если так, то это грустно. Мучаешься другим. Есть тема, которая тебя волнует, ты ею заражаешь артистов и очень хочешь встревожить зрителя. Это единственная цель, которая может быть у режиссера.

– У вас постоянная постановочная группа?

– Да, в течение 15 лет я работаю с очень интересным художником Даниилом Ахмедовым. Мы вместе меняемся и, надеюсь, растем. А музыкальное оформление делает Ольга Шайдуллина, один из лучших композиторов страны. У нее музыкальное мышление немелодическое. Она мастер создавать атмосферные спектакли, где каждая сцена «звучит». Мы поставили в МХТ им. Чехова «Трамвай «Желание» Теннесси Уильямса, и ее идея четырех роялей, ставших камертонами главных героев, определила поэтику спектакля.

Батон и кефир

– Вас называют молодым режиссером. А у вас около 50 спектаклей. До каких лет режиссер молод?

– Действительно, странно. Мне 36 лет, ставлю спектакли с 2002 года, еще со студенческих лет. Не в первом театре работаю главным режиссером. Вот сейчас у меня в Красноярском ТЮЗе поставил спектакль Иван Орлов, очень талантливый, ему 22 года – молодой режиссер. Мне кажется, относить взрослых режиссеров к молодым – это советская традиция, когда на режиссуру поступали люди с жизненным опытом, высшим образованием. Впрочем, и в моем случае было так же, я окончил истфак Нижнетагильского пединститута и Академию театрального искусства в Петербурге.

– У каждого режиссера, наверное, путь в профессию непростой, потому что в детстве никто не мечтает стать режиссером. Каким он был у вас?

– Я родом из Свердловской области. Семья жила бедно, поэтому учиться поехал в Нижний Тагил, даже о вузе в Екатеринбурге не думал. В детстве я не бывал ни в каких театрах. Правда, еще в детском саду говорил, что стану артистом, но таким, который будет говорить другим артистам, как играть. Перед последним курсом поехал в Петербург, поступил и год учился сразу в двух вузах, переведясь в Нижнем Тагиле на заочное отделение. Это было трудно, все – на каникулы, я – на сессию.

– А на что жили?

– В Нижнем Тагиле со второго курса работал в школе. А в академии такой возможности не было, мы учились с утра до ночи. И придумывали вот что. Есть студенческий проездной на неограниченное количество поездок. Вечером стоишь в метро, люди подходят, говоришь: «Давайте, я вас проведу, а вы мне отдадите свой жетончик». Потом – к очереди в кассу. Продашь 5 жетончиков не по 15, а по 10 руб­лей, выручишь 50 – этого хватало на батон и кефир.
– Вашим мастером был Геннадий Тростянецкий, спектакли которого хорошо помнят омские театралы…

– Все, что я знаю о театре и умею, – от него. И на протяжении всего обучения я знакомился с Омской драмой. Видел в записи спектакли, например, «У войны не женское лицо». Другие спектакли он нам пересказал, станцевал. Было ощущение, что я знаю всех артистов.

– Тростянецкий – сторонник яркой театральной формы. Вы тоже?

– Он папа в профессии, и, конечно, многое от его мышления, ощущения театра передалось его ученикам. Но в чем прелесть учебы у этого мастера? Педагогами на курсе были люди, которые работают совсем иначе и даже являются его эстетическими противниками. Был Юрий Бутусов, у него совсем другой взгляд на театр. Валерий Галиндеев – правая рука Льва Додина. И это замечательно, что мы увидели несколько форматов, эстетик, мировоззрений. Театральная форма зависит от драматурга. Тростянецкий говорил, что дилетант всегда ставит себя, а профессионал идет вслед за драматургом.

Главное потрясение – омские зрители

– Вас называют супервос­требованным режиссером. Вы ставите спектакли для детей, мюзиклы, драмы, комедии и трагедии. Такое разнообразие необходимо?

– Мне кажется, что любой режиссер должен хотя бы раз в три года взяться за детский спектакль. Это как внутренняя аттестация, потому что ребенок – абсолютно честный зритель, и он не будет смотреть то, что ему неинтересно.

– В Москве в Театре наций идет ваш спектакль «Укрощение строптивой», на который не попасть, хотя билеты, как пишут, стоят столько же, что на самолет до Рима. А МХТ открыл сезон спектаклем «Трамвай «Желание» в вашей постановке. Интерес был пристрастный, многие помнят в роли Бланш Вивьен Ли Светлану Немоляеву. У вас не было страха перед пьесами с большой и успешной историей?

 – Либо бояться, либо делать. Я не изучаю опыт постановок предшественников, это мешает. В МХТ меня пригласили, когда уже прошло распределение ролей и режиссер отказался репетировать, предпочтя съемки в кино. А великолепные актеры – Марина Зудина, Ирина Пегова, Михаил Пореченков, Сергей Трухин – согласовали свои графики, что для них нелегко. На спектакль откликнулись ведущие критики. Мне интересно, когда спектакль анализируют и даже, если пишут, что он получился памятником режиссерскому замыслу,  объясняют свою позицию. А как реагировать на  «желтые» отзывы: «режиссера взяли, потому что Марина попросила» – не знаю. Это что-то новое.

– Трудно работать со знаменитыми актерами?

– Светлана Крючкова, начиная репетировать новый спектакль, говорит: «Я – как первоклассница, отсекаю весь опыт, что был нажит». Чулпан Хаматова потрясающе работоспособна, всегда включена в процесс. И в МХТ у меня не было никаких проблем с именитыми артистами.

– Вы дружите с актерами после того, как совместная работа закончилась?

– Да, почти со всеми. Встречаемся, можем съездить отдохнуть вместе, сходить на спектакль.

– Вы посмотрели омские спектакли. Каково впечатление?

– Замечательное. В спектакле «Чертова дюжина» на сцене одновременно столько ярких индивидуальностей, что и в московских театрах редкость. Вообще этот тонкий, с юмором и сентиментальным чувством спектакль надо бы возить по стране. А главное потрясение – зрители. Зал очень театральный, точно реагирует, я даже позавидовал.

– Вы как-то сравнили приглашение режиссера на одну постановку с одноразовым шприцем.

– Давно это было, когда говорил  о не очень чистоплотных режиссерах, которые носятся со своими «проектами»: «Я давно мечтал сделать спектакль «Ромео и Джульетта», где Джульетте 80 лет»…Зачем это надо театру, городу, как ложится на репертуарную политику, развитие труппы – ему неважно. Мне нравится, как в Омске: академический театр драмы завязывает с режиссерами длительные отношения. Тогда это не одноразовый шприц, а инъекция, которая нужна театру.