Андрей Машанов: «Мы все летаем»…

В Доме художника в день 55-летия графика и председателя омского отделения Союза художников России Андрея Машанова открылась его персональная выставка.

Андрей Машанов – известный в России график, лауреат многочисленных конкурсов не только в нашей стране, но и в Литве, Польше, Турции, участник выставок графики малых форм в десятках городов мира.

Его работы удивляют изысканностью стилизации под древность, романтической приподнятостью образов – лица у людей в его работах похожи на лики святых, фигуры крылаты, а скучной повседневности в их жизни нет места. «Вдохновение», «Мелодия Ренессанса», «Птичий хоровод», «Мелодия утреннего города», «Мелодия зимнего леса» – поэзия и музыка в названиях графических листов и в мировосприятии автора.

Дворник Дома художника

– Андрей Николаевич, вы поздно стали художником. Как это произошло?

– Я окончил физико-математическую школу № 88, и естественным было поступить в политехнический институт, что я и сделал. Рисовал я всю жизнь, но в художественную школу не ходил. Поступил на отделение для взрослых, когда уже работал инженером на объединении «Полет», потом в торговом центре – художником. Меня всегда интересовала печатная графика. Я понимал, что офорты печатаются на станке, а станки были только в Доме художника. И, узнав, что здесь есть место дворника, я ушел с замечательной в эпоху дефицита работы в торговом центре, чтобы мести двор и работать на станке. Правда, скоро меня, инженера с высшим образованием, повысили до электрика. Поступил на худграф.

– Инженерное образование в чем-то пригодилось? Печатная графика не есть соединение искусства и технологии?

– Политехнический институт – это другая жизнь. Да, наверное, там ставят мозги, чтобы были логика, умение анализировать, что полезно в любой профессии, творческой в том числе. Из нашего института вышло немало художников – Владимир Калистратов, Сергей Тырков, Сергей Баранов… Институт (ныне технический университет) широкого профиля, как говорил Жванецкий о пароходстве в Одессе. Я туда вернулся преподавать на кафедре графического дизайна.

– Вы пришли в искусство, когда графика теряла популярность. Вышла из моды, перестала продаваться, и многие графики занялись живописью…

– Конечно, и я делал живописные работы. Но у меня такое огромное количество планов, которые я еще не осуществил в графике, что мне не до живописи. Графика пластична, выразительна, она меня манит к себе. Не то что я не люблю живопись, но, когда прихожу на выставки, всегда интересно рассматривать графические работы и думать, как это сделано. В Новосибирске на международной биеннале услышал за спиной: «Сразу видно, что художник-график. Зрители смотрят, размышляя, о чем работа, а вы – как сделана».

Графика окрыляет 

– Графика – это было движение против течения?

– Мне встретился замечательный человек, который стал моим крестным и в искусстве, и в буквальном смысле – во время церковного крещения. Это московский художник Юрий Ноздрин. Мы познакомились в 1992 году в Доме творчества на даче «Челюскинская». Юра – художник с мировым именем, омичи могли видеть его работы на выставке «Евразия Арт». Глядя на его работы, зная его отношение к творчеству, к любимому нами офорту, чувствую прилив сил. После наших бесед выхожу окрыленным. И он же научил зарабатывать трудом художника. Замечательная пословица: «Под лежачий камень вода не течет».

 – А с кем из омских художников вы близки?

– Ну, сегодня, конечно, со многими. Но повторял и буду повторять: особую роль в моей судьбе сыграл Николай Горбунов. Когда я после первой поездки на творческую дачу выложил перед ним свои работы (а мне тогда были интересны разные техники и жанры), он показал на древнерусских мастеров и сказал: «А вот это серия». И он был у меня руководителем диплома на худграфе. Так я утвердился в своем желании стать графиком.

– Почему вы пятнадцать раз ездили в один и тот же Дом творчества? Обычно художники ищут разных впечатлений.

– Я много езжу и по России, и по странам мира. А почему мне хорошо на «Челюскинской», где я был, пожалуй, даже больше пятнадцати раз? Это Дом творчества графиков. Там стоят офортные и литографские станки. Плюс общение. Приезжают графики со всей страны – замечательные, удивительные люди, у которых есть чему поучиться во всех смыслах.

– В Доме художника до сих пор стоит литографский станок, который вы привезли из Москвы?

– А куда ж ему деться? Работает. Были в Омске два сума­сшедших художника, графикой пробитые, как пулей в голову: я и Борис Миронов. В 1995 году поехали в Москву и вернулись с этим старинным станком родом из Германии, который находился прежде в Музее эстампа, ныне несуществующем. Борис сейчас живет и работает в Калининграде, а я остался в Омске.

Как Шагал

– Почему вы обратились к образам Древней Руси, а потом –  евангелистов?

– Я всегда любил историю. А в 1992 году  побывал на выставке в Центральном доме художника, посвященной Сергию Радонежскому. И увидев древнерусские иконы, захотел сделать портреты их авторов: Феофана Грека, Андрея Рублева, Даниила Черного… А потом тема расширилась, мне стало интересно изображать  творцов в любой сфере – тех людей, что самозабвенно отдаются своему делу.

– А как увлеклись калли­­­графией?

– Меня заинтересовали не только древнерусские фрески, но и книгописные традиции. Я не иконописец, я делаю стилизации, но у меня есть графический лист с молитвой мастера, приступающего к написанию святых образов. Каллиграфия мне тоже интересна.

– В ваших работах люди похожи на ангелов и часто летают. Почему?

– Каждый по-своему летает, летал и будет летать. Мы все летаем.

– Нужно суметь сохранить это состояние полета, не жить приземленно?

– Конечно.

– Творчество каких художников вас вдохновляет?

– Многих: и классиков, и современников. Рембрандт, Шагал покоряют своей силой и выразительностью. Мне было удивительно услышать на выставке в Германии: «Вы как Шагал». Я не мог понять, почему. Библейские сюжеты, ангелы – у всех, и летающие люди у многих.

– Вы несколько раз были победителем конкурса к 300-летию Омска. Тема родного города будет иметь продолжение?

– Не могу пока раскрыть карты, скажу только, что сейчас занимаюсь огромным проектом к юбилею Омска. Даже перестал заниматься экслибрисами. Максимум к августу нужно подготовить цикл к печати.

Свободное время – для работы

– У председателя отделения Союза художников много забот. Помню, как жаловался, будучи на этом посту, Николай Горбунов. Он говорил: «Ну не мое это –
сидеть на совещаниях, с речами выступать. А приходится». А вы как совмещаете творчество с обязанностями председателя?

– С большим трудом. С одной стороны, я непьющий, значит, время на общее дело должно быть. С другой – я постоянно недосыпаю. Можно, наверное, заниматься административной работой спустя рукава. У меня так не получается. Я стараюсь по-честному выполнять свой долг и нахожусь в состоянии неуверенности, правильно ли распределил груз творческой и административной работы на чаше весов.

– Вы ведь знали, что будет трудно. Уговорили коллеги?

– Меня очень устраивала работа в правлении, когда я был заместителем председателя. Но когда были объявлены перевыборы и Александр Макаров решил уйти, он рекомендовал на свое место меня. Я до последнего тянул с согласием, а тут все стали говорить: если не ты, то кто?

– Каждый год вам приходится объяснять депутатам горсовета, что такое для художника его мастерская…

– Это очень тяжело. Но если назначат арендную плату в 156 рублей за квадратный метр, все покинут свои мастерские. Умножьте 156 на 50, а многие заслуженные художники живут на пенсии. Летом вновь предстоит борьба за право работать в 2016 году.

– Вы возглавляли организацию двух крупных выставок «Сибирь 11» и «Евразия Арт». Много было хлопот?

– Это была большая работа, особенно в нынешнем году. Приятно было видеть удивление коллег, что сумел привезти в Омск работы москвичей: Андрея Ковальчука, Зураба Церетели, Натальи Нестеровой, Татьяны Назаренко… Мы ведь не планировали выставку такого масштаба. Был удачный проект «Иртыш –
Енисей». Следующим должен был быть «Иртыш – Обь». И на встрече с губернатором Виктором Назаровым говорили о том, что выставка будет на ползала. А раз идея проекта – «Реки сибирского искусства», то подумали: не пригласить ли китайских художников – ведь Иртыш берет начало в Китае. Он протекает по Казахстану, поэтому и оттуда позвали коллег. Ну, а потом присоединились вся Сибирь и столица.

– Что испытывает художник, когда в день его юбилея открывается персональная выставка?

– Честно: эйфории нет. С утра приехал в Дом художника, чтобы созваниваться с организаторами нашего профессионального конкурса. Потом составлял план, что буду делать завтра. Конечно, приятно, что приходят люди, говорят хорошие слова. Но мечта у меня сегодня одна: побольше свободного времени, чтобы заниматься творчеством.