Семейная реликвия

Семейная реликвия

Дата публикации 27 мая 2015 13:02

«Уважаемая редакция! Я хорошо помню военные годы, хотя была совсем ребенком. Помню даже первый день войны. Тогда я проснулась от громкого плача. Это навзрыд плакала бабушка, мама моего отца. Раньше я никогда ее такой не видела, бабушка была веселой женщиной, она заменила мне маму, которая очень рано умерла. Страшно было еще и оттого, что очень грустный был и дедушка. Вполголоса они говорили о каких-то повестках:

«Теперь жди повестки. Заберут Никиту (моего отца), Яшка военный, его в первую очередь, а там Михаила и Александра». Сначала я не понимала, куда и зачем заберут родственников. И очень жалела бабушку и дедушку, видя, как они страдают. Это было 22 июня 1941 года. Мне было шесть лет.

Вечером все собрались за большим столом. Ужинали и говорили о войне. А уже буквально на третий день получили повестки явиться в военкомат многие односельчане, в том числе и мой отец.

Провожали будущих солдат, уж как водится на Руси, с песнями, плясками под гармонь и воем жен и матерей. За околицей села стояла полуторка, на которой увозили будущих фронтовиков. Отец взял меня на руки, поцеловал, крепко прижал к себе и сказал: «Слушай дедушку с бабушкой». Вот так и расстались с ним, а встретились только в 1947-м. Потом пришла телеграмма от дяди Яши с сообщением, что его везут на фронт. Приехать в деревню и попрощаться он даже не успел. Вскоре забрали дядю Сашу и дядю Мишу. Так с каждым днем в доме становилось все тоскливее, да еще и появилась «черная тарелка», которая постоянно сообщала плохие новости с фронта.

Самой младшей в семье была тетя Шура. Ей было 16 лет, комсомолка. И вот в конце лета 1941-го, когда провожали на фронт очередных парней, она пропала. Оказалось, что с подругой поехала в район на сборочный пункт вместе с допризывниками, прибавила себе лет и подала заявление добровольцем на фронт. Узнали об этом не сразу, после того как из района позвонили в сельсовет и сообщили, что она уезжает на фронт.

Провожая сыновей и зятя на войну, дедушка не плакал, а только очень серьезно с ними о чем-то говорил. Он ведь и сам был когда-то на войне. А тут не сдержался, присел на лавку, навалился на стол и зарыдал, приговаривая: «Шурка ты Шурка! Что ж ты, доченька? Ты же еще совсем дите!» Бабушка в тот день не то что плакала, она выла. Было жутко, и я плакала вместе с ними.

Война шла долгих четыре года. Чего мы только не пережили за годы войны: голод, холод, нищету, потерю близких. Получали письма с фронта, ждали почтальона, но не знали, какую весть он принесет. А весточки, от которых голосила вся деревня, приходили в то время нередко. Не обошли они и наш дом. В конце 1942-го погиб дядя Саша. А как-то после ранения пришел в отпуск дядя Миша. Как сейчас помню, сколько односельчан к нам приходило! Вечером дядя Миша брал гармонь в руки, выходил за ограду и играл. И вся молодежь, в основном это были девушки и подростки, веселилась до рассвета. Надо сказать, что дядя мой пришел не рядовым солдатом, а лейтенантом, на груди которого уже были две медали и орден Красной Звезды. После недельного отпуска он опять уехал на фронт.

Как-то летом после тяжелых боев в деревню на отдых привезли раненых солдат. К нам поселили человек двенадцать. И бабушка с дедушкой всех приняли, как родных. Среди них был и солдат по имени Павел. Я ему напоминала его дочь. И он меня называл не по имени, а дочуркой, доченькой. Носил на плечах, наряжал солдаткой. Бывало, наденет на меня пилотку, затянет на поясе ремень, планшетку через плечо, и я марширую по дому в таком виде. Но больше всего мне нравилось доставать тети Шурины платья, наряжаться и петь частушки. Особенно про Гитлера.

Солдата по имени Павел я стала называть папой Пашей и очень к нему привязалась. А он, зная, что у меня нет мамы и что с отцом я не жила, относился ко мне по-отцовски. Однажды принес полевую сумку – новую! А на обратной стороне написал: «Дочурке Вере от Доцкова папы Паши». Сумку он подарил мне перед самым отъездом. В тот же день солдаты уехали. А я с подаренной сумкой много лет ходила в школу, так берегла ее.

От своих родственников я получала письма. Чаще других писала мне моя любимая тетя Шура. Как же я хвасталась письмами перед подружками, особенно теми, которые были адресованы лично мне.

Когда закончилась война, первым пришел дядя Миша. Не дав ему отдохнуть, односельчане выбрали его председателем сельсовета. До обеда он находился в сельсовете, а потом садился в полуторку и возил зерно с поля на ток. Надо сказать, что до вой­ны он работал шофером, а на фронте был танкистом. К осени вернулась тетя Шура. Какая же она была красавица! С солдатской выправкой, в военной форме, от нее невозможно было отвести глаз! А моего папу во время вой­ны перевели в Новосибирск на военный завод и не увольняли до 1947 года.

Для вашего проекта передаю семейные реликвии – фронтовые фотографии моей тети Александры Кузьминичны Степановой. Ее, как и других моих родных, о ком рассказала, уже нет на свете. Но память о них всегда живет в моем сердце.

С уважением,
Вера Никитична Гальцова,
ветеран труда».

©
Распечатать страницу