Валерий Соломин: «Фильм об Омске – лучший подарок к юбилею города»

В Омске завершился кинофестиваль неигрового кино «Сибирь». В гости на форум приехал из Новосибирска режиссер Валерий Соломин.

«Мечтал о кругосветке»

– Валерий Викторович, вас называют классиком документального кино в России. Почему тогда вы живете в Новосибирске, а не в Москве или Санкт-Петербурге?

– Когда я поступил во ВГИК, написал письмо в Омск на ГТРК, что хочу работать оператором. Тогда директором был Колущинский, сын первого секретаря Омского обкома КПСС. Он пригласил, мне дали снимать картину. Она называлась «Судьба Тони Морозовой». Мы много ездили по Омской области, помню, мне очень понравилось в Таре.

Но жить в Омске было тяжело: зарплата небольшая, я снимал квартиру. Тогда я перевелся работать на Иркутское телевидение, которое обслуживало всю Восточную Сибирь. Поработал и во Владивостоке, снимал на Кавказе, в Ленинграде. Мне нравилось ездить по стране. Мечтал даже пойти в кругосветку. А потом меня потянуло на родину, в Новосибирск. Я стал работать на прекрасной телестудии «НовосибирскТелефильм».
– Получается, что вы начинали работать на заре омского телевидения.

– Получается, так. Мои коллеги, кто приехал в Новосибирск из Омска, рассказывали, что здесь работал великий оператор Борис Цейтлин. Он был главным оператором Центральной студии документальных фильмов. Выполнял задания правительства и лично Сталина. Он снимал Гитлера, Муссолини, войну в Абиссинии. Вместе с Дзигой Вертовым делал много его знаменитых картин. Он даже поработал в Голливуде. Но по «делу операторов» был арестован, попал в лагерь. Как оказалось, сидел он в Омске. На свободу вышел в 50-е годы, но в Москву возвращаться не стал, а решил работать на Западно-Сибирской киностудии собкором в Омске. В обязанности собкора входило снять четыре картины в месяц. Это очень интересная история, но в ней много белых пятен. В свой следующий приезд в Омск я хотел бы больше узнать о нем.

Еще из Омска в 60-е годы приехал мой коллега Виктор Майер. Он, работая на телевидении, снял две цветные киноленты: «Омск – город цветов» и «Омск – ворота Сибири». Где эти картины сейчас, я не знаю. Может быть, сохранились на ГТРК?

Сегодня можно сделать прекрасную картину на основе кино­хроники. В Омске должен быть свой киноархив, где запечатлены люди, основные события. Наверняка в период Великой Отечественной войны здесь велась кинохроника. Возможно, даже Карбышев был снят. Все это надо собрать и хранить. Иначе город останется без памяти.

– Правда, что в архивах Западно-Сибирской киностудии хранится много кинохроники о жизни Омска?

– Сюжеты об Омске снимались для киножурнала «Сибирь на экране» начиная с 50-х годов. Последний киножурнал был снят в 1990-м. Представляете, сколько уникального материала хранится на кинопленке! Можно поехать и сделать прекрасную выборку. Операторы всегда выбирали что-то интересное. Сейчас это должно быть народным достоянием. Было бы здорово создать ностальгическую картину о родном городе, чтобы ее смотрели все поколения. О Париже, Москве есть такие картины. Почему бы не сделать об Омске?

Дело осложняется тем, что западно-Сибирскую студию документального кино закрыли, вернее – продали под торговый комплекс. Еще более обидно, что наполовину утрачен архив. То, что уцелело, доставлено на хранение в Красногорский кинофотоархив под Москвой. Так положено по закону.

«Я плохо владею словом»

– На прошедшем кинофестивале «Сибирь» при переполненных залах демонстрировали ваши лучшие картины. Какая из них имеет самую необычную судьбу?

– Ну, например, фильм «Дни будущих будд» пролежала на полке 25 лет. В разгар войны на Кавказе мы сняли фильм о совершенно миролюбивом народе – бурятах, которые проповедуют буддизм. Меня поразило то, что у них совершенно иное мировоззрение. Однако прокатчики не хотели, чтобы фильм о буддизме воспринимался в пику исламу. Поэтому решили не рисковать. Проще показать голливудскую картину и быстро заработать деньги.

Хотя я считаю, что снять такую картину было политически верным шагом в тот момент истории. Мы рассказали о миролюбивых людях, поступили так, как должно режиссерам – откликаться на события, происходящие в стране и мире. Фильм и сегодня остается актуальным.

– В конце фильма в устах ламы звучит ключевая фраза: «Насилие нельзя искоренить насилием». Это же христианский постулат.

– Да, буддизм созвучен с христианством. Есть даже версия, что Иисус Христос до 30 лет прожил в Индии и изучал буддизм.

– Скажите, когда картина лежит на полке много лет, это идет ей на пользу?

– Смотря какая картина и какие времена на дворе. С моей профессиональной точки зрения, режиссер не должен адаптироваться к материалу. Бывает, упорно работаешь два-три месяца, хочется все вместить в картину. И в какой-то момент ловишь себя на мысли, что не можешь воспринимать свой фильм как зритель, который видит его в первый раз. Для того чтобы этого не допускать, на студии всегда должны быть люди как бы со стороны, но разбирающиеся в кино и драматургии. Я говорю о редакторах. Как правило, это писатели или драматурги, которые подрабатывают на студии. Они в нужный момент могут подсказать, когда режиссер в процессе реализации своей идеи начинает двигаться не в ту сторону.

Я люблю работать с редакторами еще и потому, что они помогают с закадровым текстом. Дело в том, что я плохо владею словом. И всегда приглашаю в работу над фильмом опытного автора. Например, в картине «Шоферская баллада» звучит текст, который буквально с ходу написал сценарист Леонид Гуревич.

В фильме «Дни будущих будд» нам повезло. Мы познакомились с местным жителем, школьным учителем труда. Он прекрасно владеет словом, имеет хорошую дикцию, тембр. Позже выяснилось, что он занимается в театральном кружке. Закадровый текст он не читал, а просто рассказывал, что у него было на душе.

– Как вы пришли к этой теме? Вы не похожи на религиозного человека, тем более на буддиста.

– Нет, я атеист. В Бурятии я снимал совсем другую картину. А когда увидел буддийских монахов, их обряды, подумал, что было бы здорово снять их уклад жизни на пленку. Мне показалось, что все это очень кинематографично. Но изначально у меня не было ни главной идеи фильма, ни сценария.

«Себя называю любопытным хонориком»

– Вы думаете, для документалиста это не важно?

– Я вообще считаю, что глупо писать для самого себя сценарий. Все равно мы снимем то, что увидим, когда приедем на съемку. А в фильме оставим то, что обдумаем в течение следующих месяцев. А потом тема может повернуться совершенно неожиданно. Приведу пример. Есть у меня фильм «У кого хлеб вкуснее». Я однажды пошел за хлебом и услышал, как женщины в пекарне пекут хлеб и поют песни. Мне захотелось об этом снять фильм. Позже выяснилось, что у одной из женщин очень интересная судьба: она вышла замуж за инвалида войны и тянула всю жизнь этот груз.

У каждого режиссера по-своему рождаются замыслы будущих фильмов. Мною изначально движет любопытство. Эта черта характера у меня сохранилась с детства. Я мог часами смотреть, разинув рот, на какое-то явление.

– Для режиссера-документалиста эта черта, пожалуй, так же важна, как для журналиста.

– Я себя называю любопытным хонориком. Однажды я снимал в институте зоологии в Академгородке, там ученые решили вывести новую меховую породу и скрестили, кажется, хорька и норку. Я у них спрашиваю: как вы подбираете парочки? Оказывается, берут самых любопытных. Новой породе дали название хонорик.

– Читал, что вы еще и музыкант.

– Нет, музыкальным инструментом я не владею. Но отец мой страстно увлекался джазовой музыкой. Он играл ударником в оркестре, брат его – на тромбоне, а двоюродный брат – на кларнете. Джазовый оркестр существовал на хлебах речного пароходства. Музыканты садились в начале навигации на пароход и давали концерты во всех городках и селах на Оби.

– Будет ли фильм о джазе?

– Я начал работу над такой картиной. У нас в Новосибирске есть замечательный диксиленд. Но у меня получается фильм-концерт. А я так не хочу. Мне бы хотелось передать характеры музыкантов, показать, что джаз – это образ жизни. Все это мне напоминает об отце.