Солистка Омской филармонии – о своем оперном опыте и загадках голоса.
Надежда Комарова, поработав шесть лет в Красноярском театре оперы и балета, вернулась в Омскую филармонию. На недавно прошедшем концерте в Органном зале поклонники певицы устроили ей овацию.
И Татьяна, и Земфира
– Надежда, ваше возвращение стало такой же неожиданностью, как и отъезд. С каким настроением начали работу?
– С хорошим. Потому что вернулась домой, к родным, в родные стены филармонических залов, в которых я выросла как певица и актриса. Да, я уезжала, но причина была важная. Мне предложили спеть Лизу в премьерном спектакле «Пиковая дама». От такого не отказываются. Я сразу стала ведущей солисткой. Но и концертную деятельность прекращать не хотелось. Приезжала в Омск, а теперь решила остаться в своем городе.
– Что дал вам опыт работы в оперном театре?
– В театре певец раскрывается как актер. Я работала со столичными и зарубежными режиссерами, с видными дирижерами, например, Павлом Смелковым из Мариинского театра. Евгений Бражник, поставивший «Евгения Онегина», когда приезжал, хотел видеть в партии Татьяны только меня. Это очень требовательный дирижер, даже жесткий, но он открывает необычные краски в тебе, твоих образах.
Довелось поработать с великими партнерами. Спеть «Пиковую даму» с Еленой Образцовой, Ириной Богачевой. Они приезжали на фестиваль «Парад звезд в оперном». Я участвовала в мастер-классах Маквалы Касрашвили, Юрия Стадника. В опере «Паяцы» я выступила с Романом Муравицким, в «Алеко» –
с Михаилом Губским. Это звезды оперной сцены первой величины.
– Иногда молодые певцы музыкальных театров сетуют, что им не хватает актерской подготовки. А как было у вас?
– Я приехала, когда вовсю шла работа над «Пиковой дамой». Режиссер поставил задачу, я сыграла. Он спросил: «Вы театральный вуз заканчивали?».
Думаю, мне помогло то, что в Омской филармонии я переиграла много ролей на представлениях для детей.
– Какая роль была любимой?
– Татьяны в «Евгении Онегине». Я ее представляла по-своему. Часто сцену с письмом певицы исполняют так, как будто уже знают, что героиню бросят. А у меня Татьяна была нежная, романтичная и счастливая, она верила, что Онегин получит письмо и приедет с цветами. Но мне нравилась и роль Земфиры в «Алеко» – контрастная, страстная. Я пела премьерный спектакль.
– Сегодня в постановке опер много новаций. Как вы к ним относитесь?
– Я сторонник классических постановок. Иногда бывает интересно. Моя Земфира пела и мыла пол. Вода, тряпка – настоящие. Порой придумки режиссера вызывали сложные чувства. В «Онегине» Татьяна должна была писать письмо не в будуаре, а в саду. А там слова: «Здесь так душно. Открой окно…» Какое окно в саду? Режиссер попросил петь: «Там душно». И заменить пушкинскую фразу: «Кончаю, страшно перечесть» на «О, Боже, страшно перечесть».
Потом я услышала от одной женщины, смотревшей видеозапись премьеры: «Певица, по-моему, текст забыла». И я решила: буду петь, как положено. И падать в обморок после встречи с Онегиным мне казалось неправильно. Руководитель оперной труппы согласилась, говорит: «Режиссер уехал, делай, как понимаешь».
– У вас было 350 произведений в репертуаре. Оперные партии его пополнят?
– Конечно. Есть, например, идея сделать с мастером художественного слова Аллой Ениной программу по опере «Алеко».
Три километра до тракта
– Народный артист России Георгий Филиппенко сказал: «В жизни артиста Его Величество Случай играет главную роль». Это про вас? Ведь даже музыкой вы начали заниматься случайно.
– Ничего не бывает случайного. Я верю в Провидение. Да, меня родители не собирались учить музыке. Я пятый ребенок в семье, младшая, любимица, но на меня вечно ничего не хватало. Папа – строитель, мама – рабочая, жили трудно. Музыкантов не было, но мама пела в народном хоре, у нее было красивое серебристое сопрано. Папе хотелось, чтобы дети играли на музыкальных инструментах, для старшей сестры выкроил деньги и купил баян. А она через два месяца бросила музыкальную школу. Отец расстроился и решил, что никто больше не будет учиться музыке. Поэтому я в третьем классе поехала в музыкальную школу № 4 с подружкой, никому ничего не сказав.
– И выбрали аккордеон?
– Не выбирала. Прием был закончен, шли занятия. На аккордеон был недобор учеников, и меня все-таки приняли. Правда, педагог сразу сказала, что для этого инструмента не подходит строение моей руки: короткий мизинец, растяжки нет. Но я упорно занималась.
– Без инструмента?
– Два года инструмент брала в руки только в школе. Дома об этом и заикаться было нельзя. Был еще предмет «общее фортепиано», так я склеила листы из альбома, начертила клавиши и по ним водила пальцами. Отец в конце концов купил мне подержанный маленький аккордеон, а ближе к окончанию музыкальной школы – «Вальдмайер».
Мы жили в Черемушках, в метель автобусы не всегда ходили, и я с 20-килограммовым инструментом шла три километра до трассы.
– Вот это характер!
– Да, я проявляла упорство. И когда первый раз не приняли в Шебалинку все по той же причине неподходящей для аккордеона руки, пошла на подготовительные курсы. Не взяли бы и на следующий год, но мама слезно просила принять. Приняли во внимание, что из многодетной семьи.
– А кто открыл вокальные данные?
– Я солировала в хоре музыкальной школы, и педагог Татьяна Васильевна Невская говорила: «Тебе, Надя, надо на вокал учиться идти». А я побоялась, видела, как готовятся к экзаменам девочки, которые давно занимаются пением, и не верила в свои силы. И еще чувствовала, что должна оправдать надежды родителей, доказать, что не напрасно они вкладывали средства. А когда принесла отцу диплом, спросила: «Теперь могу заниматься тем, чем хочу?» И поступила на факультет культуры и искусства ОмГУ на вокал.
– Окончили с отличием, на пятом курсе были приняты в штат Омской филармонии. Родители были счастливы?
– Конечно. Папа очень гордился, что я – солистка. Жаль только, что он не увидел меня на сцене. Меня приняли в филармонию 2 февраля 2001 года, а 1 марта его не стало. А уже в апреле я поехала на всероссийский конкурс, поставив перед собой задачу победить, и привезла Гран-при.
Тайна пожелтевшей папки
– Критик написал о вас: «В чем секрет неотразимого влияния певицы на души людей? Вывод напрашивается такой: голос этот русский, и потому он близок нам так же, как наши поля, леса, закаты и грозы». Речь идет о русской вокальной школе?
– О природе, традиции из глубины веков, от церковного пения, которое отличает обволакивающий, перетекающий звук. Как картины наших безграничных пейзажей. В 2004 году я была на вокальном конкурсе в Тулузе. Там было очевидно, как отличаются друг от друга западные и наши вокалисты. Одни показывают красоту звука и возможности техники, другие стараются, кроме этого, эмоционально окрасить пение. На Западе это считается излишним. В результате только три наших вокалиста, я в том числе, прошли на второй тур, а победили певцы из Азии с очень чистыми маленькими голосами. Говорили, что нам помешала политика, тогда в очередной раз обострились отношения с Западом. Но возник вопрос: что является эталоном?
Я считаю: гармония голоса и души.
– Вы свободны в выборе репертуара?
– Свободна. Только идей больше, чем возможно воплотить. Мне интересно спеть то, что никто не исполнял. Расскажу историю. В библиотеке филармонии наткнулась на старинную папку с пожелтевшими листочками, в ней были романсы XIX века, совершенно забытые. Один называется «Я и ты», к нему приписка: «Романс, исполняемый с огромным успехом в драматическом спектакле «Касатка». Очень красивый, наполненный весной, имени автора нет, только инициалы: Н. Н. Еще я нашла романсы барона В. Врангеля – очень красивые, мелодичные.
– Надежда, а как вы чувствуете себя в роли педагога на родном факультете в ОмГУ?
– Я только начала преподавать. Мне очень нравится видеть, как растут ученики. Это педагогическое счастье. Правда, ученик у меня пока один – молодой бас.
– Разве не бас баса должен учить?
– Конечно, это так. Но ушел из жизни Борис Торик. И ведь я занималась с Юрием Стадником, хотя он бас, а я сопрано. Методика одна и та же. Главное, раскрыть то, что человеку дано.
– Вы общаетесь в социальной сети с поклонницами, называете их «моими любимыми». Кто они?
– Я не спрашиваю о профессиях. Радуюсь, когда вижу в зале знакомые лица. Огорчаюсь, когда они хотят подойти после концерта и стесняются. Ведущая Татьяна Юрьева как-то передала слова своей знакомой. Та сказала: «Наверное, этой певице чужды огород, домашние дела». А у меня у мамы огород, я его копаю.
– И простудиться не боитесь?
– Конечно, у певцов много ограничений. Мороженое – только летом, шоколад, сладкое перед концертом есть нельзя. И молчать нужно, я за день до выступления телефон отключаю. Иногда кажется, что голос живет во мне помимо меня. Может капризничать. Я говорю ему: «Слушай, мне сейчас петь, а ты засипел. Что такое?» А бывает, уставшая, невыспавшаяся, а он звучит. Если голос называют даром свыше, то Бог дал – Бог может и отнять. За неправильные мысли, недобрые поступки. Когда задумываешься об этом, приходишь к вере.
