Актриса театра «Студия» Л. Ермолаевой о режиссерах, музыке и голубых героинях.
Театр «Студия» Любови Ермолаевой завершает свой 25-й юбилейный сезон премьерой «Без вины виноватые» Александра Островского в постановке Натальи Корляковой. И ровно столько же – 25 лет – в этом театре служит исполнительница главной роли Алена Устинова.
«Билеты продавали в переходе»
– На самом деле театр родился намного раньше, четверть века назад он стал профессиональным. Помните, как это было?
– В театр Ермолаевой я попала за год до того, как он сменил статус, но как это происходило, кто дал деньги – до сих пор представляю смутно. Я занималась пантомимой у Юрия Шушковского, актрисой быть не собиралась, работала в ДК им. Лобкова, вела коллектив в детском доме и страшно переживала, что меня не берут в штат музыкальной школы. И вдруг – стечение обстоятельств – открывается театр и одновременно выясняется, что меня снова не зачислили в штат. Ах, так?! Пойду в актрисы! Совершенно не представляла, куда иду, что буду делать без профессии. Но, наверное, что-то было во мне, раз позвали. Возможно, я Шушковскому нравилась (мне так хочется думать), потому что Любови Иосифовны я тогда не знала.
– И в результате стали актрисой номер один – в буквальном смысле слова. Вы единственная из ныне работающих, у кого в трудовой книжке записано: «студия Ермолаевой, 1989 год».
– Увы, там написано не «актриса», а «контролер». Актерских ставок не было, и, чтобы как-то платить зарплату, нас приняли контролерами, реквизиторами, костюмерами, монтировщиками. Многие, Лариса Дубинина например, играли у Любови Иосифовны дольше меня, но тогда, в 89-м, работали на других работах. Каждый был и швец, и жнец, и на дуде игрец. Я занималась реквизитом, сами билеты продавали в переходе у Торгового центра, афиш не было, кричали: «Студия Ермолаевой!».
– После того как в этом переходе спел Борис Гребенщиков, там билеты продавать не зазорно!
– В молодости все легко, все весело. Живешь у мамы с папой, о деньгах не думаешь. Другое дело, когда ребенок появляется. Влюблялись, выясняли отношения… Ролей было мало, но всем хватало, никаких душераздирающих историй про подсиживание не помню. Дали роль – спасибо. Не дали – большое спасибо. Никаких амбиций. Хотя в первый год случилась страшная вещь: после поездки на фестиваль ребята старшей группы взбунтовались – и ушли от Шушковского. Ситуация: я работаю в театре, а театра пантомимы, который мне нравился и который я начала понимать, не стало. Было немного не по себе.
– Театр сильно изменился за четверть века?
– Чем профессиональнее становится театр, тем больше разделяются обязанности. Раньше было ощущение: ты за все в ответе. До сих пор с завидным постоянством попадаю в ситуации, когда меня одергивают: какая тебе разница, как сшит у партнера костюм? Костюм не твой, есть худрук, он разберется, иди на сцену, учи роль. А мне и сейчас не все равно, как работает гардероб, как продаются билеты. Это не потому, что я такая великая, а потому, что я так привыкла: театр – наше общее дело.
«Мне повезло с педагогами»
– В премьерном спектакле ваша Кручинина божественно исполняет арию Виолетты из оперы «Травиата». Самая сильная сцена! У вас в репертуаре музыкальный спектакль-диалог «Без него», где вы поете с Валентиной Безверхой. И спектакль-концерт по творчеству Олега Митяева. И вообще ни один музыкальный номер в театре не обходится без вашего участия, потому что вы еще и педагог по вокалу.
– Музыка – основное занятие моей жизни. У нас в роду нет ни музыкантов, ни людей искусства. Устиновы – уральские казаки, мамина родня – ссыльные поляки. Я самостоятельно записалась в восьмую музыкальную школу – поставила родителей перед фактом. Папа инженер, зарплата 120 рублей, у мамы чуть больше – 130. Каждый месяц они платили за наши с младшей сестрой Светой занятия музыкой 50 рублей! Это сейчас понимаешь, как им было нелегко.
Мне повезло, попались потрясающие педагоги Сталина Андреевна Филиппиди (хор), Эсфирь Петровна Коган (сольфеджио), Лилия Александровна Вишневецкая (фортепиано) – у них все ученики становились гениальными. Знать, читать, быть умной, что-то уметь было самым важным, мы из кожи вон лезли, чтобы получалось. Как-то подружка призналась, что всю жизнь мечтала выйти замуж за богатого. А я подумала: надо же, а я всю жизнь мечтала стать умной.
Моя любимая учительница Сталина Андреевна, уезжая на родину, в Самару, посоветовала поступать в Самарский институт культуры: «Там очень хорошие педагоги, приезжай, помогу первое время». Поэтому родители легко отпустили в другой город, я ж домашняя девочка была. Гитара – результат моей учебы в Самаре. Грушинский фестиваль, Волга, весь город болел авторской песней! Каждый месяц в ДК «Звезда» проходили концерты. Переслушала всех бардов – и знаменитых, и неизвестных.
В театре Любовь Иосифовна сразу мне позволила петь, что-то делать с песнями. Так и повелось, заняла эту нишу. Кому ж еще, если я по образованию хормейстер академического хора? Все получилось вполне естественно.
– У вас было высшее образование, однако в 1993 году вы поступаете в Екатеринбургское театральное училище.
– Мне было мало, не хватало знаний. Плюс дурная мысль: мы не профессионалы, надо получить профессиональное образование. Магическое слово. Мы ж пытались стать профессиональным театром. Узнала, что есть заочное актерское для тех, кто уже работает на сцене. Поехала беременная – на шестом месяце, платья невообразимые надевала, чтобы скрыть. Мастер Вячеслав Анисимов говорит: «Что-то я вашу фигуру не вижу». Я пытаюсь втянуть живот: «Вот моя фигура, смотрите». Подружка Лена Кондратенко сразу понравилась, а на меня смотрели с подозрением: я умудрилась позаниматься с педагогом по речи и старалась говорить очень правильно, четко. А поступала к человеку, который любит все естественное, природное, неправильное. Он сразу услышал: «Вы занимались с кем-то? Зачем?»– «Поступить хотела».
Потом родился сын, декретный отпуск дал возможность ездить на сессии.
– Сын пошел по вашим стопам?
– Сразу было понятно, что актером он не станет, выучить стихи к детскому празднику для него мучение. Разбирал утюги, плойки, фены, телевизор. Даже когда приходил в театр на новогодний утренник, интересовался микрофонами, колонками, тянул ручонки к пульту. Не дал ни единого шанса подумать, что будет связан с искусством. Так и пошел по этой части – окончил колледж промышленно-экономический (промышленная электрика), уехал в Америку, работает по специальности.
«К себе надо относиться адекватно»
– Любовь Иосифовна Ермолаева очень любила своих актеров, растила их, всем находила роли, населяла спектакли новыми персонажами, стараясь занять как можно больше людей. Мне кажется, новый художественный руководитель Наталья Григорьевна Корлякова в этом на нее похожа.
– Любовь Иосифовна редко приглашала режиссеров со стороны, не хотела видеть в театре людей духовно не близких. Говорила: я вас берегу. Режиссеров, которые все же появлялись в нашем театре, можно по пальцам сосчитать. И среди них была Наталья Григорьевна. Когда она приехала, сразу стало понятно: наш человек. Мы разговариваем на одном языке, она оперирует теми же категориями и ценностями, пользуется теми же понятиями. То, что она появилась в нашем театре, – это большая удача и для театра и актеров, и для города.
– Вы уже работали с Корляковой? Или «Без вины виноватые» – первая встреча на сцене?
– Да, я была занята в ее спектакле «Сеньоры, репетиция начинается». Наталья Григорьевна работает с актерами очень корректно, очень человечно. К ней можно в любой момент подойти, расспросить, посоветоваться.
– У вас есть амплуа?
– К себе надо относиться адекватно. Когда ставили «Солдата и Недотрогу», мне досталась роль Недотроги, а очень хотелось Разбойницу. Режиссер Михаил Апарцев сказал: «Кто-то должен сыграть Недотрогу, это тяжкий крест – голубая героиня». Так и повелось – считаю себя комической актрисой, а вынуждена играть голубых героинь.
Мне, наверное, повезло: никогда не помню, что играла в прошлый раз. Все время начинаю с чистого листа. Роль – это не лезвие бритвы, по которому надо пройти. Роль – это река: хочешь – плыви вдоль, хочешь – поперек, хоть брассом, хоть на спине. Главное, знать, куда плывешь. Самое страшное, когда замечаешь, что ты что-то сказал не своим голосом, пережал. Это позор. Почему я любила спектакль «Ненормальная»? Потому что с первой фразы могла понять, как мне вести себя дальше. Стоило произнести: «Можно вас на минуту?» – и становится ясно, что будет потом. Если как нож в масло вошла – значит, получилось. Если как топор по железу встряла – придется делать адское внутреннее усилие, чтобы вытащить топор и все-таки запустить спектакль. Мне на сцене никогда не скучно.
