Судьба одного из выдающихся очеркистов, члена Союза писателей СССР неразрывна связана с газетой «Омская правда».
Узнав об идее создать музей «Омской правды», я подумал, а потом зазвонил во все колокола о том, что надо в первую очередь собрать книги, написанные литературными сотрудниками газеты. А ведь среди них был Петр Николаевич Ребрин, впоследствии ставший писателем высокого ранга. Я решил подарить будущему музею книгу «Это гудит время».
Эта удивительная книга знакомит читателя с Муромцевским районом, рассказывает об увлекательных и противоречивых судьбах его жителей. Ее герои прошли особый отбор, выдержав высокий ребринский конкурс. Например, герой очерка «Человек, догоняющий сам себя» – комбайнер Василий Ямчук в Муромцевский район приехал с Украины в 1953 году на уборку урожая, а остался навсегда. Или фронтовой хирург Лекомцев, которому было суждено оперировать командира партизанского отряда Кирилла Орловского. А он, так уж звезды на небе сложились, впоследствии оказался прототипом Егора Ивановича Трубникова, вспомните-ка фильм «Председатель», где главную роль гениально сыграл наш земляк, народный артист СССР Михаил Александрович Ульянов. И еще одно совпадение, в котором «виноваты» небесные светила: Ульянов родился в Муромцевском районе. Впрочем, мы не будем пересказывать все очерки книги, достойной читательского внимания и сегодня, спустя несколько десятков лет после издания.
Книга «Это гудит время» вышла в свет 1979 году, когда Ребрина приняли в Союз писателей СССР. Да, поздновато: Петру Николаевичу уже было 64 года. Я нашел опубликованные письма великого «деревенщика» Е. Дороша и редактора журнала «Сибирские очки» А. Смердова, которые удивляются: почему такой глубокий литератор до сих пор не в ССП? И фантастическая деталь: Петр Николаевич был удостоен столь великой чести… не в Омске, а в Москве – матушке.
Так в чем же дело? А в том, что творчество Ребрина было не по нраву председателю омской организации ССП. Конечно, он не ожидал, что российские писатели, в том числе члены редколлегии журнала «Новый мир», нанесут ему такой удар. Более того, на очередном общем собрании омских писателей председатель омского отделения ССП этак небрежно потрепал Ребрина по плечу: мол, не расслабляйся, не заносись, учти, все у меня в руках. Оцените, какой это чудовищный, гадкий пример отношения к коллеге по перу. И непросто коллеге, а участнику Великой Отечественной войны, награжденному двумя боевыми орденами и 12-ю медалями, наставнику солдат 281-й отдельной лыжной бригады, которых наш земляк учил рискованному мастерству кинжального боя и штыковой атаки!
Я вспоминаю, как в начале 70-х годов тот председатель омского отделения ССП в беседе с коллективом «Омской правды», между прочим, сказал: мол, меня нередко приглашают на партийные междусобойчики, и однажды первый секретарь областного комитета представил меня своим соратникам так: «Знакомьтесь: мой лучший друг. И, заметьте, не член партии». Любопытное заявление, даже не знаешь, как к нему подступиться. Но он использовал его на всю катушку. «Не член партии» – это что, похвала? Признание талантливости?
Головыринская драма
Была в жизни Ребрина еще одна неприятная история. В 1963 году в журнале «Наш современник» опубликовали повесть «Головырино, Головырино».
Но случилось так, что 1963 год назвали «юбилейным». Как же: 10 лет без Сталина, 10 – лет нового – хрущевского – курса! И вот «Головырино» тут же попало в разряд произведений, якобы искажающих действительность, а Ребрин был объявлен злопыхателем и клеветником. В том же году «Головырино» было подвергнуто уничтожающей критике в журнале «Коммунист». Правда, в той же статье ради красного (или черного?) словца не обошли Федора Абрамова, Александра Солженицына и ряда других знаменитых писателей. Периферия тут же откликнулась на критический «почин» Москвы. И вот собралось судилище. Ребрина посадили за маленький столик перед сценой. Видимо, организаторам хотелось особо подчеркнуть «безмасштабность» писателя. И понеслись словеса в зал…
– Автор не вскрывает ошибки и упущения. Он отбирает теневые стороны, размазывает их, смакует. Вы ведь на задворках копаетесь, – оратор тычет в Ребрина пальцем, – в мусорной яме!
И вот еще некая ораторша шутит:
– Своей повестью вы плюнули нам в лицо. Вы должны публично извиниться перед советским народом… в лице этого собрания!
И такое продолжилось около часа. Как можно выдержать такие беспардонные оскорбления? Но вдруг на трибуну вышла молоденькая женщина и стала спорить, защищать охаянное «Головырино»:
– Повесть вовсе не мрачна, надо только прочесть ее внимательно. Повесть светла, потому что светлы помыслы людей, оказавшихся в трудных обстоятельствах…
И что же? В президиуме кто-то буркнул: «Надо посмотреть, чему она учит своих студентов…»
Да, был такой подлый метод затыкать рты тем, кто имеет иное мнение. А был еще более весомый силовой прием, и он прозвучал из президиума:
– А вы что, не согласны с мнением журнала «Коммунист»?!
Казалось бы, как попрешь против десятка людей, сговорившихся устроить «темную» честному человеку?! Но в тот раз нашелся храбрец, который подошел к загнанному в угол Ребрину. Низко поклонившись ему, сказал:
– Спасибо вам, Петр Николаевич, что подарили нам такую светлую повесть. Мы с нею выстоим против любой лжи…
И что же? Президиум испугался этого поклона? Едва ли. Однако надо отметить, что против Ребрина и его защитников не было принято никаких санкций. С тех пор прошло более 50 лет. Повесть «Головырино, Головырино» и сегодня живет в читательских сердцах.
Ребрин планировал создать на ее основе роман, но новые замыслы захватили его. Он пишет книгу очерков «В колыбельных местах» о своих путешествиях и издает роман «Родион и Степанида».
О халтуре без юмора
В 1983 году в издательстве «Советская Россия» вышел очерк Петра Ребрина «Дружба и хлеб». Название очерка не полно отвечает содержанию книжки о путешествии в другую страну, зарубежном опыте и открытии в себе новых мыслей и чаяний.
В Омске бы ему командировку «за бугор» никогда бы не выписали, а вот московский журнал «Шаги» давно искал писателя-исследователя, который не боялся бы фантазий на тему «как хлеб делать». И нашел такого смельчака и знатока в Омске. Им оказался именно Петр Николаевич – да, да, бывший мастер штыкового боя.
Сибиряка привлек тот факт, в реальность которого даже корифеи отказывались верить. В 60-х годах в Словакии получали от 18 до 23 центнеров пшеницы с гектара, а к началу 70-х годов вышли на уровень 45 центнеров. Нигде и никогда не было такого чуда. Писатель, понимал, что в этом успехе сработали не только новые сорта, не только новая агротехника. Он стал всматриваться в жизнь словаков-рекордсменов и сумел увидеть невидимое.
Заметил, что Министерство сельского хозяйства и Министерство культуры Словакии находятся в одном здании. Случайно? Как бы не так? Во всей республике не встретится деревни, где два похожих по архитектуре дома стояли бы рядом. И вот что сказал Ребрину заместитель министра сельского хозяйства Словакии Юлиус Медведь:
– Любая халтура портит человека. А два одинаковых дома рядом – это разновидность халтуры. А если человек имеет высокий вкус, высокие потребности – можно не сомневаться, это хороший работник. Далее. Хороший работник – это высокая добросовестность в труде, а значит – выше урожай. Вот такая взаимосвязь.
Ребрин вернулся из загранкомандировки воодушевленный, переполненный идеями и планами. Начал писать очерк «Дружба и хлеб» с размышлений о норме высева семян на гектар пашни. Но в эти деловые страницы врывались страницы об обязательной, но чаще забываемой «норме высева душевности в каждом человек, в каждом дне, чтобы она помогала формированию высоких потребностей человека в добросовестном труде, быту, в отношениях между людьми, в отношении к земле, разумеется, к урожаю».
Незабываемые уроки ветерана
…Проходило время, и буквально «в кровь» раскритикованный Ребрин вновь оказывался в победителях. Я как-то спросил Петра Николаевича:
– А не убивает ли злая критика вашу творческую смелость?
– Нежелание видеть и понимать простое и ясное не является критикой. А смелость, она нужна в штыковом бою, а не при обсуждении халтуры всех видов и рангов.
Однажды мы вместе поехали на областные соревнования пахарей. Все прошло организованно, стали подводить итоги и оказалось, что вперед вышли пахари северных районов. Надо было только похвалить и наградить мастеров. Но нашлись в жюри специалисты, которые имели совсем другое мнение:
– Ну, это же неестественно, что победителями стали северяне. Подумаешь, герои – крутятся у себя на земельных клочках вокруг берез. А целинники – они работают на огромных полях – вдруг оказались на вторых, третьих ролях. Как это понять?! Надо результаты турнира проверять. И поправить!
И вот в этот момент молчаливый Ребрин заволновался и попросил слова:
– А зачем сюда приехали пахари-северяне? Зачем столько средств потрачено на турнир, если чемпионов можно было определить по принадлежности к району?! Турнир показал, что целинники выступили не лучшим образом. А некоторые члены жюри предлагают этого не заметить. А северян нельзя обижать, – Петр Николаевич лукаво усмехнулся, – и они ведь, наверняка, и на лыжах лучше бегают. А может, самодеятельность у них лучше в области, но при чем тут профессиональный турнир?!
В тесном вагончике, где подводились итоги турнира, раздались аплодисменты, поддержанные ироничным смехом. А в результате итоги никто не поправлял! Каков урок?!
А какой урок преподнес он мне, сопляку! Загуляли мы, молодые репортеры, и остались без копейки. В центре города! Ехать домой –далеко. «Зайди к Ребрину, займи трешку!»– посоветовали мне мои лихие друзья. Петр Николаевич жил в доме, где когда-то был кинотеатр «Спутник», около Ленинградского моста. И я, мерзавец, пошел. Но мэтр отказался ссудить меня трешкой, дал двадцать пять рублей: «Зайдите в кафе «Ленинградское», отдохните. Чего по грязным закоулкам бражничать…»
Он умер в зимнем трамвае. Но мне кажется, не умер – погиб, в штыковом бою. Секрет его смерти – в бесконечных черновиках, записных книжках, которые старательно разбирают его дочери. Придет черед – судьбой деда займутся внуки. А я кланяюсь вам, Петр Николаевич!
