Заслуженный работник культуры, член-корреспондент Петровской академии наук и искусств Виктория Луговская отметила юбилей.
Яблоко как чудо
– Виктория Васильевна, вас называют «человек-оркестр». Журналистка, поэтесса, писательница, автор и ведущая творческих вечеров. А кем вы себя считаете?
– Литератором. Мне писатель Виктор Астафьев говорил: «Брось журналистику, твое дело – литература». И коллеги отмечали: «Ты – литератор, у тебя писательский стиль». Наверное, могла бы стать и актрисой. Артур Хайкин как-то сказал: «По тебе оперетта плачет». Георгий Котов предлагал поставить вместе с ним концертный номер. Но мне в детстве в голову не могло прийти, что можно стать актрисой, это было из другой жизни.
– В одном из очерков вы нас поразили, написав, что впервые увидели яблоко в подростковом возрасте. Война обездолила ваше детство?
– Трудное детство – когда в прифронтовой полосе прятались во время бомбежки. А мы жили в Павлоградке, куда маму, специалиста мукомольного дела, отправили работать в «Заготзерно». У мамы был наркомземовский паек, не могу сказать, что я голодала. Но когда потом, в мирное время, приехала в Павлоградку, увидела на столе у тети Насти каравай, покрытый рушником, и сказала, что помню тот ее военный хлеб, она ответила: «Вика, да тот хлеб сегодня даже собаки бы есть не стали». А нам казался очень вкусным. А яблоко я впервые увидела в 10 лет, красивое, привезенное из Алма-Аты. Я не знала, что его можно есть, и целый день с ним играла. это было чудо в моих руках.
– А что было радостью в вашем детстве?
– Бабушка. Я посвятила ей стихотворение, которое Александр Зобов положил на музыку:
Было детство нелегким,
нерадужным.
Но за дымкой истаявших лет
Вижу я свою милую бабушку,
Для которой забвения нет.
Бабушка больше всего в жизни любила читать. И я под ее руководством начала читать раньше, чем говорить. Рассказывали, что тетка-восьмиклассница учила «Песню о Буревестнике» Горького. А я слушала и вдруг выдала текст целиком. Мне тогда трех лет не было. Самое большое наказание было – отлучить меня от Пушкина. А счастье – когда вечером бабушка сидит у печки, я уткнулась ей локотками в коленки, и мы читаем Пушкина. Моя партийная мама не рассказывала о предках. Много позже двоюродный брат Виктор, остановившись с автоколонной в Алапаевске, случайно зашел в музей и был поражен, увидев два стенда, посвященные нашему прадеду Ивану Блинову. Прадед был управляющим горнорудной компании, большим благотворителем, построил в Алапаевске гимназию, богадельню. Всем своим восьми дочерям дал высшее образование, они окончили женские курсы при Петербургском университете. Бабушка вышла замуж за студента-электрика Петербургского горного института, которого направили в Омск. Построили дом в Куломзино, нынешнем Старом Кировске.
– Любовь к Пушкину и привела вас в Омский библиотечный техникум, а потом в Московский библиотечный институт?
– Любовь к книгам. После Пушкина я влюбилась в Блока, всегда носила с собой его портрет. А потом на всю жизнь увлеклась Экзюпери. Когда я с отличием окончила техникум, меня Калугина готова была взять в Омский хор. Но я не жалею, что отказалась и поехала в Москву. У нас были такие замечательные педагоги! Игорь Борисович Дюшен влетал в актовый зал, точным движением руки бросал портфель, который летел на свое место, поднимался на сцену, говорил: «Тема нашей сегодняшней встречи – Генрик Ибсен», и садился за рояль. Обожали мы его невероятно. Мотылева, Тураев, Гукасова – это были яркие имена в литературоведении. Занятия в институте начинались с хора. К нам приезжали Василий Лановой, Сергей Бондарчук. Со Светланой Дружининой мы играли в волейбол.
Профессиональный фанатизм
– Как вы пришли в журналис-
тику?
– Я работала в Воронеже, в космической фирме (тогда ее называли п/я 20) библиографом среди фантастически умных людей, которые создали эстрадный оркестр в 30 инструментов – лучший в Центральной России. Я пела в женском квартете и четыре концерта соло. В Воронежском университете открылся факультет журналистики. И я вспомнила, как когда-то в школе учительница, рассуждая о будущем учениц, сказала: «А Вика будет журналистом». Поступила на заочное отделение журфака. Первой моей газетой стала многотиражка Лесотехнического института в Воронеже, а второй – «Огни Енисея» в Дивногорске.
– На строительство Красноярской ГЭС поехали «за мечтами и за запахом тайги»?
– Именно так, за романтикой. Если спросят, где я была больше всего счастлива в жизни, не задумываясь отвечу: «В Дивногорске!» Это был тот самый образ коммунизма, которого мы все ждали. По духу, по людям, по масштабу происходящего. Вот был у меня репортаж «Ночная вахта». Я залезла на кабель-кран ГЭС и всю ночь провела в кабине. Машины гудят – идет строительство четвертого агрегата, утром потрясающий восход над Енисеем – дух захватывает. А когда стройка закончилась и все стали разъезжаться, я снова вытащила выигрышный лотерейный билет – меня взяли на Норильское телевидение. На горно-металлургическом комбинате знала все краны и КрАЗы в лицо. Однажды попросили написать репортаж, как полярники на Диксоне встречают Новый год. Погрузили в гидросамолет коробки с шампанским, апельсинами, огурцами в подарок полярникам. Но началась пурга, летчик вынужден был сделать незапланированную посадку. Наступает Новый год, а мы не смеем открыть ящики с гостинцами – это не наше. У одной женщины были с собой припасы, нашелся и аккордеон. Праздник все-таки отметили. Представляешь: вальс на 69-й параллели! Прилетели на Диксон под утро, входим в балок, а там на столе – и шампанское, и огурцы, и апельсины.
– А как вы вернулись в Омск?
– Я после Норильска работала ответственным секретарем областной молодежной газеты, что тоже хороший опыт для газетчика. Не писать тоже не могла. Все было хорошо – и вдруг страшный диагноз. Я решила поехать с дочкой домой, где мама, сестра. За два дня до отъезда выяснилось, что диагноз не подтвердился, но было поздно что-то менять. Думаешь, меня встретили в «Омской правде» с оркестром? Я несколько месяцев работала по договору, пока Тамара Саблина не стукнула кулаком по столу редактора Басова: «В город приехала Татьяна ТЭСС, а вы ей не нашли место!» Все, вопрос был решен.
– Татьяна ТЭСС была лучшей очеркисткой страны. И ваш любимый жанр – очерк?
– Объясню почему. Для меня люди сделали столько добра! А сколько взял – столько надо отдать. Всю жизнь ищу добрых, бескорыстных, светлых людей. И они, как золотые зернышки, сами падают мне в ладошку. Ну вот, например, приезжаю в Черлак. Все дела сделала, пью чай перед отъездом домой. А мне говорят: есть одна старушка, которая знает наизусть всего Крылова. Я удивилась: не Пушкина, не Есенина, а Крылова. Уже никуда не еду, иду к ней. И встречаю женщину – подарок судьбы. Другая история. Задержалась вечером в редакции. Устала, голова болит. Дверь кабинета открывает восточный человек: «Виктория Васильевна, мы с вами сейчас едем в Полтавский район». Первая мысль: почему я? А материал оказался пронзительным: на фронте погибли четыре брата Вихляевых, и мой неожиданный посетитель из Туркмении, как оказалось, руководитель писательской организации Ашхабада, переводчик Пушкина, воевал под началом младшего Вихляева, много лет искал семью, чтобы поклониться памяти командира. И не зря в ночь мы отправились в полтавскую деревню Терпение.
– Вы в газете работали за троих, за четверых. Вы и Виктор Чекмарев.
– Дочь называла это профессиональным фанатизмом. Однажды нас с Виктором не было на летучке, и кого-то это возмутило. А редактор Александр Яценко сказал: «Портфель газеты пуст. А сейчас придет с задания Чекмарев и завалит газету материалами. Приедет из деревни Луговская – и я поставлю ее материалы на первую, вторую, третью и четвертую полосы. Машина у крыльца. Кто готов поехать?»
Мария Пархоменко встала на колени
– Вы заново открыли омичам имя легендарной певицы Пантофель-Нечецкой. Как это произошло?
– Я собиралась в Москву, и Михаил Митрясов, музыкант и племянник певицы, попросил что-то передать Деборе Яковлевне. Я была потрясена, что она жива, а в родном городе мало кто о ней знает. Пришла к ней, с этого началась наша дружба. Говорят, что такого голоса, как у нее, больше в мире нет. Она была скромным, застенчивым и обаятельным человеком. Я не раз была у нее, писала о ней, выступала на вечере в честь ее 90-летнего юбилея. Дебора Яковлевна познакомила меня с вдовой Шебалина Алисой Максимовной.
– А как родилась идея творческих вечеров в Доме актера?
– Я вела радиопередачу «Вечерний альбом». Но по радио героев не покажешь. Захотелось вывести их на сцену. Сначала вечера проходили в районах области, я была автором сценариев. Потом в Доме актера подготовили мой творческий вечер «Автограф». Что творили на сцене Елена Псарева с Надеждой Надеждиной, Георгий Котов, Татьяна Филоненко и Николай Михалевский! А на вечере ленинградцев-блокадников я впервые вышла на сцену в качестве ведущей. И поняла, что могу это делать. Провела 125 вечеров «Дорогие мои земляки», и всегда в зале был аншлаг.
– Вы автор стихов десятков песен. Только с композитором Александром Зобовым у вас 68 песен. Расскажите, как родилась одна из самых популярных – «Ленинградские девочки»?
– В войну в нашем доме жили ленинградцы, в классе были эвакуированные девочки. Одна из них целый год молчала и заговорила, только когда учительница стала мечтать, как мы будем жить после войны. Рассказала, как они ходили с папой в парк и покупали мороженое. Другое впечатление. В войну мы вязали варежки для солдат. Мои были самые красивые, потому что с узором из красной пряжи, для этого пришлось распустить кофту. А куда отправился эшелон с подарками, я узнала спустя полвека – на Пулковские высоты. Эту песню в Петербурге в огромном концертном зале исполнила Мария Пархоменко. Когда спела, зал встал, а зрители первых рядов опустились на колени. И певица сказала: «Я очень люблю эту песню. Это даже не песня, это наш обет, это наша клятва, это наша память». И тоже встала на колени.
– Виктория Васильевна, какая у вас сегодня мечта?
– Создать литературный клуб, которому я подарю книги. Изотеку я передам художественной школе им. Саниных, военную литературу – Кадетскому корпусу. Но у меня большая библиотека, и я думаю, что ею нужно правильно распорядиться.
– С юбилеем вас, Виктория Васильевна. Примите поздравления от всего коллектива «Омской правды».
– Спасибо.
