Художественный руководитель «Пятого театра» о труппе, новых проектах и «пространстве поиска».
«В первую очередь, я режиссер»
– Никита Юльевич, в 2015 году у вас закончился контракт в «Пятом театре», вы уехали. Но в Омске произошла беда – не стало директора театра Александры Юрковой. Трагический случай изменил вашу жизнь?
– Да, об этом трудно говорить – до сих пор свежее переживание. Мне очень не хватает Александры Илларионовны. Дня не проходит, чтобы я не думал о ней, внутренне не советовался, не сверял позиции.
– Когда вы были главным режиссером театра, сказали в интервью: «Мне было интересно понять, как это руководить театром. Я понял главное – свой театр нельзя создать, бывая там наездами, там надо жить. А я не готов пока положить на это свою жизнь». Получилось иначе: вы художественный руководитель…
– Когда я так говорил, у меня были обязательства перед театрами других городов, и я не мог полностью посвятить себя работе в «Пятом театре». Сегодня у меня нет никаких договоров на стороне, обязательств ни перед кем, кроме моего театра. Я живу в Омске, ко мне присоединилась семья. И вся работа связана только с постановкой спектаклей, созданием новых проектов, проблемами укомплектования труппы... Не говорю, что всю жизнь посвящу «Пятому театру». Надо честно выполнить свою работу в то время, на которое у меня заключен контракт, – до 2020 года. Посвятить все силы этой работе.
– Художественный руководитель – это и директор, и главный режиссер в одном лице. В театральном институте менеджменту вас не учили?
– Нет. Приходится осваивать на ходу. Но в театре есть команда профессиональных людей с большим опытом, надеюсь, она станет моей командой. Как показал год, работаем достаточно эффективно. Хотелось бы еще лучше, и такой шанс есть.
– «Пятый театр» долго был директорским. А какой он сейчас?
– Мне бы хотелось, чтобы был режиссерским. Я чувствую себя больше режиссером, чем администратором. Поэтому количество поставленных мною спектаклей в афише должно быть больше. Сейчас я буду посвящать этому все свое время. Если получится, что больше половины названий в репертуаре будут моими, значит, я не зря здесь провел годы. Когда-то в стране было такое понятие: режиссерский театр. И я хочу попробовать создать такую модель. Сначала стеснялся об этом говорить, потом подумал, что это глупо. Если оказался во главе театра – работай, ставь спектакли. Кажется, я придумал формулу: я делаю спектакли, как режиссер, оставаясь директором.
Превращения, ассоциации
– Над каким спектаклем сейчас работаете?
– Хочу поставить роман Стивенсона «Остров сокровищ». Мы начали его с труппой сочинять.
– Это будет детский спектакль?
– Я знаю примеры, когда детский спектакль может идти вечером. Для себя я определил: детский спектакль для взрослых. Это очень интересная задача для режиссера. Меня увлекает этот роман. Я не беру чью-то инсценировку, редакцию, сценарный план. Можно попробовать сочинить современную стилистику, современную форму.
– Вас не смущает, что «Остров сокровищ» уже поставлен в ТЮЗе?
– Нам нечего делить с Владимиром Золотарем. Два режиссера – это две планеты, разные мироощущения, вкус, форма, актеры.
– Актерам интересно будет играть пиратов?
– Такой задачи не стоит. В романе есть темы, которые меня волнуют. Стивенсон написал «Остров сокровищ» своему пасынку, у которого умер отец, и писатель остался единственным близким человеком. Он простым языком говорил о том, как надо жить: не воровать, не пить, не обманывать, держать слово. И получается, что роман не про сокровища, а про взросление. И тут начинается пространство поиска.
– В спектакле будут спецэффекты?
– Мне не хочется примитивной сценографии. Я сейчас постоянно на связи с Москвой: звоню своему старшему коллеге-художнику и советуюсь. Как сделать, чтобы в спектакле что-то двигалось, поднималось?
– Хотите поразить зрителя, как вам это удалось с компьютерной сценографией в «Тестостероне»?
– Но ведь зрители откликнулись на тот эксперимент. Хочется попробовать что-то новое, технологичное. Мне не интересны бытовые декорации. Бывает, они необходимы. Но где чудо-то? Если в этой секунде нет театра, то зачем эта секунда нужна? В театре должны быть неожиданные решения, превращения, чудеса, образы, ассоциации. Товстоногов говорил: «Только на стыке ассоциаций рождается искусство». Мысль ультрасовременная.
Как дед, как отец
– Вы главный режиссер в третьем поколении. Значит, в юности не стоял вопрос, какую профессию выбрать, путь был ясен?
– Дед был главным режиссером Одесского театра музкомедии, отец – Хабаровского, потом Одесского. А в 90-е годы создал театр «Ришелье», в который за ним ушли ведущие актеры. Новые спектакли, поиск спонсоров, зарубежные гастроли – это то, чем он жил. Были у меня в юности какие-то метания, но когда встал вопрос, что нужно определяться, я, конечно, пошел в театральный институт. Знаете, у меня сейчас дочка родилась, я читаю книжки о воспитании. И понял: не надо никого воспитывать, дети будут такие же, как и ты. Если ты читаешь книги – они тоже будут читать, если пьешь водку – пить. И я, проецируя это на свою жизнь, думаю: что я делаю? То, что всегда делал папа. А папа делал то, что и дед. Ставили спектакли, придумывали, сочиняли, работали с художниками, артистами. И я тем же занят, может быть, работаю иначе, но заботы те же.
– Вы приглашаете режиссеров на постановку со своей идеей или предлагаете название?
– По-разному. Чаще спрашиваешь, что бы хотелось поставить. Режиссер – хозяин спектакля, свое видение ему не навяжешь. Но можно предложить какие-то рамки. Сейчас у нас с известным театральным деятелем Олегом Лоевским (это мой старший друг, гуру театра) родился проект: каждый месяц признанный в России молодой режиссер ставит в театре комедию, и делает это быстро. Идея появилась так: «Петербургский театральный журнал» выпустил книгу «Без цензуры. Молодая театральная режиссура XXI века» – это антология режиссеров, заявивших о себе.
– О вас тоже есть статья?
– Не знаю, каким образом, но и я попал в эту книгу. Я могу договориться с восемью режиссерами, чтобы они приехали на постановку в Омск. Я хочу познакомить с ними город, хочу, чтобы актеры, да и я сам варились в интересной атмосфере. Нужно искать возможность получить под этот проект грант.
Репертуар – это слоеный пирог
– Чем, на ваш взгляд, сильна труппа «Пятого театра»?
– Актеры подвижны и многое умеют. Они опытны, трудолюбивы. Это и заслуга, и их беда. Некуда распыляться, как в Москве, где из театра сбегают в антрепризы, кино, телесериалы, рекламу. Здесь все силы артиста направлены на работу в театре. Может быть, это и хорошо, но мне их жалко. Есть другая проблема: когда опыт переходит в тираж. Обладая наработанными приемами, артисты становятся их заложниками и не могут существовать в другой стилистике. А работу по привычке допускать нельзя.
– В театре проводятся тренинги для актеров?
– У нас в день две репетиции и спектакль, актеры загружены работой выше крыши. На постановку спектакля «Остров сокровищ» прилетит из Москвы хореограф, и они будут месяц с ним заниматься, пока не будет достойного результата.
– В спектакле «Когда падают горы» актеры и поют, и танцуют – не в каждом театре такая подготовка.
– Мне хочется, чтобы было еще лучше. Есть проблема комплектации труппы. Нужны молодые актеры, буду знакомиться со студентами актерской специальности Омского университета.
– В чем особенность «Пятого театра»? Было мнение – в готовности к эксперименту.
– Государственный репертуарный театр не может быть экспериментальной площадкой. Главное, чтобы он был живым. Я часто употребляю слово «художественно». Если художественно – это имеет право быть на сцене. Хотя, на мой взгляд, любой спектакль, в котором есть идея, новизна, – это эксперимент. Эксперимент прочтения, формы, стилистики.
– Репертуар такого театра, как «Пятый», должен быть ориентирован на молодежь?
– Я не первый раз слышу, что аудитория нашего театра преимущественно молодежная. Но я точно знаю, что зритель разный. Вижу в зале молодежь, людей среднего возраста, а на каких-то спектаклях – пожилых. Я бы не ущемлял права других – не молодежных групп зрителей. Репертуар театра – это слоеный пирог: должны быть классика, современная пьеса, комедия, детский спектакль.
– Есть понятие «кассовый спектакль». В «Пятом театре» это…
– … «Боинг-Боинг», «Тестостерон» и, к моей радости, «Ромео и Джульетта». Это не означает, что на других спектаклях зал полупустой, у нас заполняемость свыше 90 процентов. Когда я ставил документальный спектакль по письмам русских и немецких солдат «Издалека – долго…», не думал о кассе, понимал, что такой спектакль должен быть в репертуаре, интересно работали над этой историей, рад, что она трогает зрителей. Но такие спектакли невозможно играть часто.
– Социологи говорят, что только шесть процентов людей – театральные зрители. А зачем люди сегодня ходят в театр?
– Простого ответа нет. Кто-то – развлечься, кто-то ведет девушку на спектакль, кто-то хочет подглядеть кусочек жизни. Мне бы хотелось думать, что в театр идут за эмоциями. Вот я стоял перед «Тайной вечерей» Леонардо да Винчи в Милане и думал: а если бы объявили гениальной не эту фреску, а ту, что напротив? Смотришь, переживаешь и, основываясь на своем впечатлении, понимаешь, что молва неспроста. Ты получил эту эмоцию. Я не думаю, что театр может соревноваться с кино, его не победишь. Но успокаиваю себя вот чем: четыре тысячи лет назад люди ходили в театр, и сейчас ходят, и, надеюсь, будут и дальше ходить. Моя задача, чтобы выходили со спектакля без ощущения, что потратили время зря. Если получится – все в порядке.
