Пусть древо жизни зеленеет

В иных родословных Великая Отечественная война – кульминация развития мощного ветвистого древа. Пообрубала она, проклятая, ветки, проредив крону. Но если корни живы, обязательно пойдет восстановление. В большом роду Куницыных–Смеховых День Победы – святой праздник.
В иных родословных Великая Отечественная война – кульминация развития мощного ветвистого древа. Пообрубала она, проклятая, ветки, проредив крону. Но если корни живы, обязательно пойдет восстановление. В большом роду Куницыных–Смеховых День Победы – святой праздник. 9 Мая по очереди собираются потомки у кого-то из близких родственников. И первый тост за праздничным, по-сибирски размашистым, щедрым на угощение столом – за Победу! Второй – за тех, кто воевал и кого уже нет с нами. Третий – за родителей, подаривших жизнь. «Ведь они живы, пока мы помним о них», – считает автор родословной омский журналист Валерий Куницын.
 
Сибирь как состояние души
Мне, омичу в четвертом колене, повезло. Я родился и вырос у большой реки, на берегах когда-то могучего Иртыша в семье авиатора. Предки мои по отцовской и материнской линии в разное время приехали в Сибирь искать счастливой доли. Как говорил мой прадед Роман Нестерович Куницын: «Охота было поесть белого хлеба». Вольная Сибирь, не знавшая помещиков и где сроду лаптей не носили (сибиряки лаптем щи не хлебали), всегда манила к себе людей предприимчивых, рисковых, легких на подъем, больше всего ценивших свободу и справедливость. Все эти качества воплотились позднее в понятие «сибирский характер». Так что Сибирь – не просто расстояние, а состояние души.
 
Прадед мой, Роман Нестерович Куницын, родом из Тамбовской губернии. Это отсюда пошла гулять по свету пословица: «Тамбовский волк тебе товарищ». Но не крестьянствовал, а работал на винокуренном заводе кочегаром. Как-то у него произошла стычка с мастером.

А характер еще тот! Насилия над собой не терпел, гордый, обиды помнил и не прощал. Своего обидчика он в чан с бардой толкнул... Тот возьми и утони. Что такое барда? Отходы винокурения при производстве спирта и водки из хлебных злаков или картофеля в виде гущи.
 
Время было смутное, шла Гражданская война. Вот так, от греха подальше, с уже взрослым сыном Иваном, моим дедом, они в 1919 году подались в Сибирь и волею судеб оказались в Омске. Аккурат мои пращуры попали из огня да в полымя. Гражданская война докатилась и до Омска, ставшего третьей, Белой столицей России. Деда моего по мобилизации хотели взять в колчаковскую армию. Воевать он не хотел ни за белых, ни за красных. Вместе с товарищем они вырыли землянку в Старой Загородной роще, где и скрывались от мобилизации до прихода красных.
 
Лесозавод
Вся дальнейшая жизнь деда была связана с лесозаводом, где он работал пилоправом. Что такое для меня лесозавод? Это горы опилок, мягкая от толстого слоя корья и древесных отходов дорога, ведущая от лесозавода к Красному Пути. Это неумолчный шум работающих лесопильных рам, вагонетки со срезками и горбылем, которые по узкоколейке тащили лошади. Вот же умная животина! По гудку на обед, где бы ни была, сама, понукать работать бесполезно, отправлялась на конюшню.
 
Бабка моя, Мария Андреевна, в девичестве Алентьева, родом со Среднего Урала из села Сарафаново Троицкого уезда, была женщина крутого нрава, держала моего деда Ивана в ежовых рукавицах. Могла и поварешкой огреть по его голой, как коленка, голове. Да и мне, малому, могла скалкой так врезать, что мало не покажется. В нашем лесозаводском густо населенном двухэтажном деревянном доме на Красном Пути она пользовалась у соседей уважением: крутая, резкая, но справедливая. Бывало, нашумит, накричит сгоряча, но отходчива, зла не таила. А работа у нее на лесозаводе была тяжелая, не бабья – станочница при бревнотаске и пилораме. Там и надорвалась, рано умерла... Строгая и смуглая ликом, словно сошедшая с иконы, она такой навсегда осталась в моей памяти. Воистину, прав Достоевский, сказавший: «Поскребите русского – и вы увидите татарина». Так оно и оказалось. Отец моей бабки был крещеным татарином, принял православную веру.
 
В коммунальной квартире в лесозаводском доме, где мы жили семьей из шести человек на 17 квадратных метрах, икон не было. Но Рождество и Пасху отмечали по православному канону всегда. Помню, как на Пасху баба Маня (так ее все звали), положив в узелок испеченные куличи и крашеные яйца и взяв меня за руку, отправлялась на Тарскую в церковь (Крестовоздвиженский собор). Народу видимо-невидимо. День по-весеннему теплый, солнечный. Мне все интересно и внове. Прямо за церковной оградой на воле с уже пробивающейся зеленой травкой ряды деревянных столов, уставленных разномастными куличами и пасхами, крашенными в яркие цвета яйцами. Священник в празничном красном облачении окропляет все это святой водой. Все чинно и благородно христосуются. Со всех сторон звучит разноголосое: «Христос воскрес! Воистину воскрес!».
 
Дед с бабкой были партийные, хотя и малограмотные. Шила в мешке не утаишь. Прознали про это кто следует. На лесозаводской партячейке их с дедом решили пропесочить. И что вы думаете, чем все это кончилось? Отвязная и крутая моя баба Маня швырнула свой и дедовский партбилеты на стол секретарю парт-ячейки со словами: «Нате, подавитесь! Ноги моей здесь не будет!».
 
Миллион километров по воздуху
Отца своего, Петра Ивановича Куницына, я всегда ласково-шутливо называл последним из могикан. Почему последний из могикан? Да потому, что он летал еще на самолетах Ут-2, По-2, Як-12. Его дорога в небо – это история отечественной авиации. После окончания Омского аэроклуба и Сасовского летного училища в Рязанской области отец сорок лет оставался верен авиации. Из них почти четверть века за штурвалом самолета. Ветеран Омского аэропорта, отец провел в небе десять тысяч часов. Это больше года! Налетал свыше миллиона километров, то есть более 25 раз обогнул экватор. На неприхотливом и надежном Як-12 в самых сложных погодных условиях ему приходилось садиться и взлетать с таких пятачков, что только диву даешься. А однажды пришлось даже взлетать с деревенского огорода в глухой таежной деревеньке. Другого выхода не было – тяжелобольного надо было срочно доставить в Омск.
 
Малая авиация. Ее пилотов называют воздушными извозчиками. Это настоящие асы. И не последним среди них был и мой отец. Он считался одним из лучших пилотов санитарной авиации омского авиаотряда. Выполнял самые ответственные и сложные полеты-задания. На предельно малых высотах опылял совхозные и колхозные поля, помогая сельчанам бороться с сорняками и вредителями. Орден Ленина на знамени Омской области – за рекордный сибирский хлебный каравай. В нем крупица труда и моего отца, пилота сельскохозяйственной авиации. Он гордился также и памятной медалью «За освоение целинных и залежных земель», которой был награжден в 50-е годы. А как спустя годы в «лихие девяностые» он переживал и с болью в сердце говорил о раздрае, царящем в авиации, и, в частности, о пришедшей в упадок малой авиации. Уже тяжело больной, он говорил мне, своему сыну, который тоже в детстве мечтал стать, как и отец, летчиком: «Эх, полетать бы...» Сколько в этом признании пожилого и уже неизлечимо больного родного мне человека было боли!? Трудно передать словами. Летчики не умирают: они улетают и не возвращаются…
 
Свадьба в день Парада Победы
Мама моя, Зоя Дмитриевна, в девичестве Смехова, была самой младшей в семье. Здесь, в Учхозе, в родительском доме, где царил деревенский уклад жизни, а трудолюбие, порядочность, доброта впитывались с молоком матери, она окончила десять классов. Началась война. В Омск из Ленинграда был эвакуирован оптико-механический завод, который разместился в одном из корпусов Сельхоз-института. Окончив курсы бухгалтеров, она, молодой девчонкой, заводной, энергичной и, как сейчас говорят, с активной жизненной позицией (таковой она и оставалась всегда), пришла на завод, где и познакомилась с моим будущим отцом – Петром Куницыным. Он работал на сборке калиматоров – оптических приборов для подводных лодок. Свадьбу сыграли 24 июня 1945 года. Это был знаменательный и незабываемый день не только для моих родителей, но и для всей страны, победившей в самой жестокой и кровопролитной войне. В этот день в Москве на Красной площади состоялся Парад Победы.
 
В строительно-монтажном тресте № 2 моя мама в дальнейшем проработала всю жизнь экономистом, начальником отдела труда и зарплаты СМУ-2. Многие годы строители доверяли ей отстаивать свои интересы и избирали председателем профкома. Здесь и я, ее сын, начинал свою трудовую биографию – работал токарем, бетонщиком. Недавно тресту № 2 исполнилось семьдесят лет. Пожалуй, нет сегодня в городе района, где бы не оставил свой зримый след коллектив этой известной в Омске строительной организации. На ее счету возведено немало объектов, ставших украшением и гордостью города на Иртыше. Это Музыкальный театр и Театр юного зрителя, Дворцы культуры им. Баранова и им. Малунцева, гостиницы «Омск» и «Турист», санаторий «Омский» и Дом Союзов. Немало и других объектов промышленного и гражданского строительства. Нет, наверно, не случайно в августовском календаре два профессиональных праздника, которые всегда отмечались и отмечаются в нашей семье, – День строителя и День воздушного флота совпали...
 
И все же главной профессией моей мамы, моего ангела-хранителя и самого дорогого на свете человека, была профессия жены летчика, которая много лет с волнением и любовью ждала его из полета.
 
Вятские сибиряки
Две ветви семейного древа. Они такие разные... Материнская – Смеховская, словно раскидистая ива, что растет под моими окнами. Корень один, а молодых побегов столько, что вот так, с лету, и не угадаешь в хитросплетениях родовых связей кто есть кто мы друг для друга.
 
Сибиряками-омичами мои дедушка и бабушка по материнской линии Дмитрий Николаевич Смехов и Анна Сидоровна со всем своим многочисленным семейством из шестерых детей стали в 1929 году. Их родина – Вятская губерния (ныне Кировская область), станица Кукарка (сейчас город Советск). Дед работал шорником у помещика, бабушка была мастерицей-кружевницей. Знаменитые вятские кружева на коклюшках – ажурная, тонкая работа. Это настоящие произведения искусства. Ими и тогда, и сегодня восхищаются истинные ценители прекрасного.
 
Жизнь на новом месте, а она началась в Учхозе Сельхозинститута, одного из старейших вузов Сибири, основанном еще в 1918 году, постепенно налаживалась. Со временем появилась собственная крыша над головой, а потом и крепкое хозяйство на подворье. Все как положено для сельского уклада жизни: корова, лошаденка, овцы-козы, птица, пасека, ну и, конечно, ухоженный огород, где все росло как на дрожжах благодаря хозяйскому догляду великой труженицы, мастерицы, у которой в руках все горело, бабушки моей Анны Сидоровны. Семья была дружная, работящая. Правда, времена НЭПа, при котором дед мой, Дмитрий Николаевич, как и раньше, работал в артели шорником, приказали долго жить. Партия взяла курс на ликвидацию кулачества как класса.
 
Сгустились мрачные тучи и над крепким смеховским хозяйством: пришла беда – отворяй ворота. Как моим предкам удалось избежать раскулачивания и высылки всем семейством на Кулай «за болота», только Богу известно. Но пронесло...
 
Война, что ты сделала?..
Уже взрослые смеховские дети, а мать моя была самой младшей в семье, все при деле. Тетя Лиза учительствовала в одном из сел Москаленского района. Дядя Ваня, любимый мамин брат, окончив десять классов, поступил на мелиоративный факультет Сельхозинститута. Дядя Вася окончил сельхозтехникум и работал зоотехником в одном из богатейших в то время в Омской области совхозе-миллионере «Петровский». Дядя Петя окончил рабфак. Тетя Клава, рано вышедшая замуж, вместе с мужем-зоотехником жили на селе: у них народилось шестеро детей, моих двоюродных братьев и сестер.
 
Война, что ты сделала?.. Смеховские мужики не посрамили фамилии, воевали не за страх, а за совесть. Дядя Ваня, лейтенант, погиб в 1942 году под Сталинградом. Дядя Петя, фронтовик-окопник, был серьезно ранен, но не покинул поля боя. Дядя Вася, старший лейтенант, попал в плен и прошел все круги ада немецкого концлагеря.


Это строка в биографии, словно волчий билет, преследовала его всю жизнь... Воевали и два мужа моих родных теток. Муж тети Клавы, Петр Седымов, с осколком немецкой гранаты под сердцем рано ушел из жизни. Муж тети Лизы, Александр Курдяев, прошел всю войну. И надо же было такому случиться. В радостный для всех нас День Победы поднял и выпил чарку трофейного отравленного вина и... ослеп.
 
Они, мои дядьки, не любили рассказывать о войне. Мне это было непонятно до тех пор, пока я не прочел всего Виктора Астафьева – писателя-сибиряка, фронтовика-окопника, совесть русской литературы, который чужую боль чувствовал, как свою. Это ему принадлежат вот эти выстраданные, горькие слова: «Всю правду о войне, да и о жизни нашей, знает только Бог».
 
Из крестьян вышли учителя и врачи
Другие времена – другие песни. Зеленеет древо жизни, семейное древо рода Куницыных–Смеховых. Год от года прибавляются в нем новые ветви и побеги. Так и должно быть. Ведь, как сказал поэт,  «не первый, но и не последний ты в человеческом роду».
 
Кто они, какие они – нынешние представители семейного древа Куницыных–Смеховых? Да, многие из них сегодня носят другие фамилии. Но есть ли у нового младого племени какие-то общие черты, присущие фамильным? Есть! Учителя и врачи – вот самые распространенные профессии в нашем роду. Сеяли и сеют разумное, доброе, вечное четверо учителей. Одна из
них – Галина Петровна Тимкина, заслуженный учитель Российской Федерации. Самая же многочисленная профессия в роду – профессия врача и фельдшера. Таковых, верных клятве Гиппократа, аж восемь человек. Порядочность и доброта – это в нас от смеховских корней. За честь, достоинство и свободу – эти слова как нельзя точно подходили бы для родового куницынского герба...
 
©
URL: http://omskregion.info/news/5601-pust_drevo_jizni_zeleneet/
Дата публикации:26/06/2012 10:32