1919 г. Жизнь омичей в эпоху перемен

Летом 1918 года омский обыватель благоденствовал. Начиная с 7 июня, с того самого дня, когда первая советская власть в Омске пала, жизнь в городе становилась лучше и лучше.

Фортуна переменчива

Слыханное ли дело: стоимость продуктов за один июнь упала на четверть! Ушли большевики – исчезло ограничение цен. На местных рынках в изобилии появились продавцы и товары. Крестьяне массово повезли из деревень хлеб, молоко, мясо.

Один тревожный звоночек все же прозвенел. На него, правда, не обратили особого внимания: так, ерунда. В Сибири повсеместно начали дорожать махорка, папиросы, спиртное.

А прислушаться к звоночку стоило. Это подсознание било тревогу: не все так розово, как видится. Эпоха перемен всегда несет с собой повышенный стресс, с которым российский народ привычно борется доступными ему антидепрессантами: табаком и алкоголем. И не только российский. Величайший психолог и философ двадцатого века Виктор Франкл, рассказывая о своей жизни в фашистском концлагере, описывал такое наблюдение. Если невольник закуривал сигарету, которую неделями берег для обмена на чашку супа, окружающие понимали – человеку кранты.

В красной, европейской, части России, где события разворачивались намного стремительнее, чем в Сибири, табачные изделия примерно на полгода раньше стали предметами повальной спекуляции, а спиртное при обысках буржуазных квартир чекистами изымалось без остатка. Но в наших краях этого наваждения еще несколько месяцев не знали. Здесь даже в пору советской власти жилось спокойнее и сытнее, чем в Москве и Петрограде.

Подсознание сибиряков в плане прогнозирования будущего оказалось точнее логики. Осенью цены на мануфактуру и почти все продукты зримо поползли вверх. Только на мясо они не поднялись – с наступлением холодов селяне массово забивали скот. Люди в подорожании жизни винили власти. Власти же на критику реагировать не успевали. Они, конкурируя между собой, менялись со скоростью картинок в калейдоскопе – за пять месяцев четыре смены (белое офицерство, Западно-Сибирский комиссариат, Временное Сибирское правительство, Временное Всероссийское правительство). Ситуация в экономике не стабилизировалась, и с окончанием властной чехарды, когда 18 ноября 1918 года в лице Александра Колчака, наделенного диктаторскими полномочиями, появился символ сильного правителя.

Первой причиной, раскручивающей инфляцию в Сибири, включая Омск, была, конечно же, война, которую белая сибирская армия вела против красных. Вторая причина, свойственная больше Омску, – стремительный рост населения.

Если в 1913 году население Омска, согласно официальным данным, составляло 137,2 тысячи человек, то в 1919 году оно, по сведениям статистиков колчаковского Совмина, достигло 600 тысяч. К последнему числу надо добавлять от 50 до 200 тысяч человек, ежемесячно проезжавших по железной дороге через окрестности Омска. Кто-то из пассажиров, заболевший или окончательно обезденежевший, покидал вагон и пытался найти угол, не уходя далеко от станции. Таких, вымотанных долгими странствиями, насчитывалось не два, не три десятка человек, а тысячи.

Но отчего же в считанные годы или даже месяцы численность жителей в городе увеличилась в три-пять раз? Давайте послушаем ответ профессионального историка на этот вопрос.

– Было бы ошибкой считать, что рост населения в Омске был вызван исключительно Гражданской войной, – говорит кандидат исторических наук Максим Стельмак. – Массовое перемещение людей в Сибирь, а не только в наш город началось в Первую мировую. В Зауралье везли раненых и пленных, сюда же самостоятельно ехали жители прифронтовых областей, спасаясь от опасностей и лишений, связанных с боевыми действиями. Но своего пика перенаселенность Омска действительно достигла в 1918 – 1919 годах. У нас скапливались беженцы, покидавшие голодную советскую Россию, к нам стремились попасть военные и политики из числа противников большевизма.

Но почему именно Омск, зададимся очередным вопросом, примет в Гражданскую войну основную массу переселенцев разных категорий и станет центром белой России, так называемой Третьей столицей?

Претенденты на звание Третьей столицы, по мнению Максима Стельмака, в Сибири имелись и кроме Омска. Например, Иркутск или Томск. У Омска перед ними было одно преимущество – история. Он с момента своего основания формировался как военно-чиновничий город. Сперва в качестве пограничной крепости. Потом – как административный центр: центр Акмолинской области, центр генерал-губернаторства огромного Степного края. Здесь же располагались штабы Сибирского казачьего войска и Омского военного округа, включавшего в себя обширные азиатские территории Российской империи.

Город с населением без малого 140 тысяч даже по сегодняшним меркам, когда городское население страны составляет около 80 процентов, вполне приличный город. А уж в первой четверти ХХ века, когда 70 – 80 процентов населения страны проживало в деревнях, города, подобные нашему по величине, выглядели более чем солидно.

Следует признать, что город на Оми уже в преддверии Гражданской войны имел славу управленческого центра. Поэтому антисоветские правительства, где бы они ни формировались, старались все равно прописаться в Омске. Проблема кадров, а они, как известно, решают все, здесь не была столь острой, как в других, свободных от советской власти, городах. Потому Омск и стал Третьей столицей.

У нас появление звания Третьей столицы России принято связывать с Колчаком. На самом же деле высокий статус начал формироваться еще до приезда Александра Васильевича в Омск. Формальное право называться Третьей столицей датируется 3 октября 1918 года, когда Временное Всероссийское правительство, заседавшее тогда в Уфе, постановило избрать для себя резиденцией наш город.

Отметим, что неофициальное звание Третьей столицы в стране (к сожалению!) носит не один Омск. Третьей столицей свою малую родину именуют жители около десятка городов: от Великого Новгорода и Нижнего Новгорода до Самары и Казани. На то в прошлом каждого из них находятся веские основания.

Без денег жизнь плохая

Большевики, проиграв 6 июня в Марьяновке бои с чехами и белоказаками, на следующий день покинули Омск. Уходя на пароходах, вместе с собой увезли львиную долю денежного запаса – 270 миллионов рублей. В городской казне осталось всего 30 миллионов. Когда у новой, белой, власти эйфория от победы схлынула, сразу же пришлось озаботиться поисками дензнаков. Современное общество не способно существовать без универсального средства обмена. Хочешь не хочешь, а пришлось заняться выпуском денег. Красные, контролировавшие европейскую часть страны, оказались в более выигрышном положении. Им достались оба монетных двора Российской империи – в Москве и Петрограде.

В Сибири же эмиссию налаживали с нуля. Благополучие огромного края с многочисленным населением невозможно было обеспечить без собственной валютной системы. Ликвидировать денежный голод поручили Омскому военно-топографическому отделу.

– Поскольку топографы печатают карты, то у них есть практически все, что можно использовать для выпуска денег: специалисты, оборудование, краска, – объясняет кандидат исторических наук, главный архивист исторического архива Омской области Дмитрий Петин.

Непосредственное руководство выпуском денег осуществлял Никифор Демьянович Попов. Работа на белую власть ему в будущем не помешает стать видным советским ученым.

Отдадим должное нашим землякам, они сумели быстро организовать выпуск местных купюр. В октябре восемнадцатого в обращении уже появились «сибирки» – сибирские рубли. За то омским топографам следует сказать огромное спасибо. Без их продукции, пусть и невысокого качества, жизнь в белой Сибири превратилась бы в сущий ад (я не делю участников Гражданской войны на своих и чужих. Они для меня все – «наши»! – В. Г.).

Всего за время белой власти в Сибири выпущено около 16 миллиардов рублей. Печатному станку не давали остывать боевые действия. В девятнадцатом году день войны обходился в семь миллионов. «Сибирки» ходили еще с полгода после падения Колчака, примерно до июня 1920 года. Дольше всего в дальневосточных регионах.

На белой и красной территориях одинаковое правовое применение имели деньги царской поры и поры Временного правительства. Новые же купюры, купюры, выпускаемые современной враждебной властью, к обмену на товары не принимались: в белой Сибири хождения не имели советские дензнаки, в красной России – «сибирки».

Бумажных денег требовалось печатать во множестве еще по той причине, что золотые и серебряные монеты, надежные при любой власти, народ превращал в клады. После Колчака бумажные деньги тоже прятали. В семидесятых годах прошлого столетия сельские парнишки, копаясь в завалинках домашних подполов, часто натыкались на старые ассигнации. Почему же, спросит кто-нибудь нынче, не хранили их? Я сейчас, в возрасте за шестьдесят и за многое искренне благодарный советской власти, все же должен честно признаться: внутренний страх даже нам, 12 – 14-летним пацанам, только слыхавшим от стариков о репрессиях тридцатых, мешал хранить ЦАРСКИЕ и КОЛЧАКОВСКИЕ деньги. А хотелось.

Цены росли как на дрожжах

Инфляция в Сибири, как и во всей России, стартовала вместе с Первой мировой войной – в 1914 году. Но до свержения Николая II в марте 1917 года, предательски устроенного представителями либерального дворянства и высшего командного состава империи (это личная точка зрения автора. – Прим. редакции), цены на продукты поднимались терпимыми, если можно так сказать, темпами. Потребительская корзина в Омске за 1915 год подорожала на 60 – 70 процентов, а за 1916-й – процентов на 130 – 140 по отношению к ценам конца 1914 года. Потом, начиная где-то с семнадцатого, цены набрали стабильно высокую скорость. Они росли в среднем на одну десятую к уровню предыдущего месяца.

Вот некоторые данные для примера. Полпуда картошки, стоившие в 1915 году 23 копейки, в 1919-м продавались по 20 рублей. В 1915 году сотня яиц оценивалась в 3 рубля 23 копейки, в 1919-м – в 115 рублей. Четверть молока (три литра) с пятнадцатого до девятнадцатого года выросла с 33 копеек до 6 – 7 рублей. И если в начале осени 1918-го пуд муки продавался за 10 рублей, то в апреле 1919-го за него приходилось выкладывать в шесть раз больше.

Покупательная способность целкового падала стремительно. Уровень «омской» инфляции показан в книге новосибирского историка В. Г. Кокоулина «Повседневная жизнь горожан Сибири в военно-революционные годы (июль 1914 – март 1921 г.)», изданной в 2013 году. Если, по данным городской управы, за стандартную стоимость январского рубля 1915 года принять 100 копеек, то в мае 1919 года рубль стоил всего 2,2 копейки по меркам пятнадцатого года. Для сравнения заметим, что на территории красной России инфляция шла с не меньшей скоростью. Там профсоюзы не запрещались, а они настойчиво требовали повышения зарплат.

Самыми дефицитными в Омске были жилые и служебные помещения. Месячная стоимость аренды задрипанной комнатушки на дальней окраине начиналась с 200 – 300 рублей. Люди платили деньги за одну лишь информацию о свободном угле.

Уплотнялись все организации. Днем в классах гимназии могло работать учреждение, а вечером на смену чиновникам приходили учащиеся.

Но самое страшное для Сибири – холода. Они больно ударили зимой 1918 – 1919 годов, когда разразился дровяной кризис. При стабильной царской власти, как рассказывал на публичной лекции в «Пушкинке» доктор исторических наук Сергей Сизов, заготовка дров начиналась за год до наступления новых морозов. Заключались контракты на рубку леса, летом по Иртышу на пароходах дрова транспортировались в Омск. Первая советская власть (в состав Советов входили не только большевики. – В.Г.) заготовкой дров не озаботилась. А последующей белой власти, найдись где-то на таежном севере дровяные излишки, доставлять их было не на чем. Из Омска красные отступали на север по Иртышу, собирая все попадающиеся по пути пароходы. Около сотни механизированных плавсредств они увезли с собой.

В Омск дрова с наступлением холодов все же повезли. Крестьяне. На лошадях. Стоило топливо страшно дорого. Далеко не каждой среднемесячной зарплатой можно было покрыть стоимость дров на месяц. Люди, сумев протопить дом раз в два-три дня, пытались по возможности дольше сохранять тепло. Нехватка дров обернулась катастрофой для здравоохранения города. При огромной скученности населения нечем было топить бани. Выросла завшивленность. Сыпной тиф превратился в смертельное наказание для города. Ситуацию несколько смягчали санитарные поезда по обработке населения, предоставленные Красным Крестом США.

На следующую зиму Омск опять остался без дров. Их в 1919-м колчаковская власть заготовила, но из Усть-Ишима не доставила – помешали боевые действия. Для советской власти, вернувшейся в Омск 14 ноября 1919 года, борьба с сыпняком превратилась в главное условие для налаживания жизни. 15 тысяч тифозников лежало только в лазаретах. Ежедневно умирало по 100 – 200 больных. Свыше 20 тысяч мертвых тел зимой 1919 – 1920 гг. валялось на территории омских больниц, кладбищ и городских улиц. Еще восемь тысяч трупов находилось на станции Татарской. Их туда свозили с железнодорожных станций между Омском и Новосибирском (Всеволод Иванов. Как создаются курганы, 1923).

Если кому-то покажется, что Омск был самым страшным местом в воюющей России, то он ошибается. Омск был одним из благополучных городов по меркам Гражданской войны. Сюда, в столицу Белого движения, ехало немало состоятельных людей, везя с собой деньги и драгоценности. Сюда в первую очередь поступала гуманитарная помощь. Белье, обмундирование, лекарства из военных поставок Антанты шли не только в войска, но и воровскими путями на рынки. Здесь печатались «сибирки», здесь располагались штабы и министерства сел и деревень, откуда поставлялись продукты. Омская экономика крутилась гораздо активнее, чем в целом по воюющей России. О том и ценники говорили. В Омске они выглядели погуманнее. А страшно тогда было по всей стране. Например, городской житель большевистской России за годы революции и Гражданской войны в среднем потерял 20 килограммов веса.

Когда рассуждаем о ценах и инфляции, то необходимо упоминать и о зарплатах. Реальное представление о благосостоянии любого общества дает лишь соотношение доходов и стоимости товаров. Рабочие Омска весной 1919 года в зависимости от предприятия получали от 250 рублей до 800. У библиотекарей «Пушкинки» зарплата в те же месяцы находилась в пределах 425 – 500 рублей. Пенсия военных инвалидов, получивших увечья в ходе боев, как рассказывает в своей книге «Омск – столица белой России» (Омск, 2010) Альбина Ракова, составляла в 1919 году 200 – 300 рублей. Сам же Колчак ежемесячно отсылал во Францию семье по пять тысяч франков. Однозначно судить о стоимости франка в Гражданскую не позволяет инфляция, а в 1914-м он стоил 37 российских копеек.

Базарная и уличная торговля, как всегда, при нехватках у одних и излишках у других расцветала. На ура шли табачные и спиртные изделия. Купив оптом папиросы, было выгодно продавать их поштучно с наценкой. Закупив оптом водку на официально работающем винном заводе, было выгодно продавать ее бутылками. Самогоноварение охватило едва ли не все деревни в окрестностях сибирских городов. На зелье изводились тысячи пудов хлеба, необходимые для питания горожан.

Своей экзотичностью среди сибирских барахолок выделялась омская толкучка, которую в народе называли «брехаловкой». Здесь рядом с русскими торговали киргизы, китайцы, японцы, цыгане. В одном ряду с прожженными торгашами стояли женщины и дети с изможденными лицами, этих несчастных на базар выгнала нужда – они продавали остатки белья, обуви, посуды. Не находилось работы для их рук.

Особо страдающими от безработицы оказались люди творческих профессий: журналисты, артисты, художники. Они пополняли рынок поденных работников. А почему не устраивались на постоянные места, прислуга, например, богатым требовалась постоянно (местные сибиряки в челядь не шли), коллегам писателей и художников понятно. Каждый из них, отгорбатившись день-два на чьем-то богатом подворье, экономил до предела жалкие гроши, отдаваясь творению вечного.

Официальных безработных в Омске в начале 1919 года числилось около 900 человек. Газеты приводили данные о двух с половиной тысячах безработных среди поденщиков. А рядом, как ни странно, пустовали рабочие места. Укомплектованность штата медсестер, ухаживающих за ранеными и тифозными больными, составляла 25 – 30 процентов. Нуждались в профессионалах фабрики, железная дорога. Парадокс. При повальных нищете и безработице пустуют рабочие места. В чем же дело? А в том, что многие высококвалифицированные пролетарии предпочитали на улицах торговать с рук водкой и самогонкой, нежели стоять у станка. Ремесло спекулянта приносило больший барыш, чем созидательный труд.

Напрасная война?

Фронтовики, приезжая в город, дивились местной разгульной жизни. В их воспоминаниях хорошо заметно презрение к тыловому Омску. Кабаки, кинематограф, публичные дома, пьянь на улицах. Но фронтовики видели одну бросавшуюся в глаза сторону медали. Они не знали, как трудно жили семьи беженцев и большинства коренных омичей. Фронтовики видели фланирующих офицеров и богато одетых бездельников, но не представляли, как катастрофически не хватает опытных специалистов в штабах и министерствах. Они и не предполагали, что многие распоряжения к ним поступают с опозданием по банальной причине – нет чистой бумаги.

Не только они, но и мы сегодня, раскрывая архивы, еще не в полной мере осознаем, как сильно в 1917 – 1920 гг. раскололось общество. Как упрямо одна часть из лучших граждан России насмерть дралась с другой, не менее порядочной по характеру. Сотни плененных красноармейцев, как свидетельствуют доклады колчаковских военачальников, предпочитали умирать в концлагерях от голода, но не переходить на чуждую для них сторону. А уральские рабочие, привезя в Омск свои семьи, возвращались обратно, чтобы драться с большевиками.

Та война, общие потери которой для России оцениваются в 20 миллионов человек (включая население утраченных территорий), в историческом плане оказалась совершенно бессмысленной. Ведь в двадцатом году, несмотря на все жертвы со стороны белых, все равно победили красные. А в 1991-м, через 70 лет правления красных, к власти в России все равно, если называть вещи своими именами, пришли белые.

ФАКТ:

Сибирские деньги.

Рабочие-беженцы выдают сырую шерсть с рабочей машины. Омск. 1919 год.

Рынок в Омске.1919 год.

Нуждающиеся в помощи у офиса американского Красного Креста в Омске. 1919 год.