Заслуженная артистка России отметила юбилей творческим вечером в Музыкальном театре «Вспомнить все…» и рассказала, как три случая построили ее судьбу певицы и актрисы.
Привез в театр оперную приму и жену
– Ирина, народный артист России Александр Филиппенко как будто про вас сказал: «Случай играет в жизни артиста главную роль». Игра судьбы началась, когда вы готовились стать архитектором, ходили на подготовительные курсы в институт, но поступили в челябинское музучилище. Почему?
– На выпускные экзамены в музыкальную школу приехал директор музучилища, услышал мою игру на фортепиано и пригласил. Я из города Северска Томской области. Недавно была в школе, и меня спросили: «А вы с детства мечтали стать певицей и актрисой?». Для меня это непростой вопрос. Разве все дети мечтают стать космонавтами? Это им просто нравится. А что им дано в жизни, они не знают. Если бы я готовилась стать певицей, актрисой, я бы не изучала математику, архитектуру, не рисовала бы. И кто бы из меня получился? У каждого человека есть момент, когда Господь Бог направляет их на свое дело. Но каждый ребенок, по-моему, должен быть разносторонним и заниматься всем.
– Вы и горным туризмом увлекались…
– Да, и научилась ночевать в тайге. Мне средний брат Юра говорил: «Ира, начнется атомная война, все погибнут, а ты пойдешь в лес и выживешь». Походные навыки, умение справиться с экстремальной ситуацией в жизни пригодились. И математика, которую я очень любила, наверное, тоже. И фигурное катание. И рукоделие: я шила мягкие игрушки и собирала в лесу сосновые веточки, чтобы мастерить из них человечков. Папа – инженер-изобретатель и очень разносторонний человек: играет на фортепиано, поет, имеет грамоту «Лектор России». Когда я поступила в музыкальную школу, он был счастлив. И встреча с директором челябинского музучилища перетянула меня в музыку.
– Но поступили вы на теоретическое отделение. А голос тоже был открыт случайно.
– На каникулах я что-то делала дома и напевала. Братья говорят: «У тебя же голос!»
– А до этого никто не слышал?
– Я ходила в походы и пела на сорокаградусном морозе туристские песни у костра громким голосом – наверное, противным, раз мне не сказали, что он у меня есть. В училище я пошла к педагогу по вокалу, стала учить арии, и меццо-сопрановые в том числе, и мужские. Пела и за баритона, и за тенора. Как теоретик, привыкший к серьезным занятиям, учила по десять арий в неделю. Когда приехала поступать в уральскую консерваторию, я была уже в плену своего голоса.
– Третий удивительный случай в вашей жизни. В 1986 году дирижер Омского музыкального театра Григорий Комаровский поехал на «ярмарку» вокалистов в Горький и, как он сам говорил, «прикупил к нашей замечательной театральной колоде козырного туза», то есть вас. Вам сразу понравилось предложение поехать в Омск?
– Меня звали еще в Оренбург, Барнаул, в филармонии. Родители, когда услышали про Омск, сказали: «Ира, там новый театр, поезжай в Омск, к нам поближе». Я посмотрела репертуар: очень много опер ставится, это привлекло. Первым спектаклем был «Севильский цирюльник», где я спела партию Розины.
– И вы вышли замуж за Комаровского. У него, выходит, любовь была с первого взгляда. А у вас?
– У меня не совсем, потому что у нас разница была в 15 лет. А в молодости представление, что те, кому за 30, – это уже старшее поколение. Но его мудрость, эрудиция, потрясающая интеллигентность покорили меня. Отношения начались с уважения, а потом возникла пылкая любовь. Это единственная любовь в моей жизни. Я думаю, не всем женщинам довелось испытать такое чувство. Григорий Иосифович умер в 60 лет. И я не представляю мужчину, который мог бы занять его место в моей жизни. Он такую высоченную планку задал.
Голос как чудо совершенства
– Вы побеждали в российских и международных вокальных конкурсах. Какой особенно запомнился?
– Я заняла первое место на конкурсе памяти Юрия Гуляева в Тюмени. В жюри – знаменитые оперные певцы, среди них Татьяна Ерастова, Евгений Кибкало. Они высказывали мне свое восхищение. Меня пригласили в Большой театр спеть партию Розины в опере «Севильский цирюльник», где Юрий Гуляев блистал в роли Фигаро.
– А я помню спектакль «Травиата» в Омском музыкальном, когда вы спели с Леонидом Сметанниковым. Он потом назвал ваш голос чудом совершенства. При таких похвалах вашему колоратурному сопрано не было соблазна попробовать покорить столичные сцены?
– У меня тогда в Омском театре все ведущие партии были мои. В классических операх, опереттах. В месяц – по 5-6 спектаклей. Омский музыкальный не позволял мне никуда вырваться.
– Когда-то омским соловьем называли Дебору Пантофель-Нечецкую. Ей посвятил свой Концерт для колоратурного сопрано с оркестром Рейнгольд Глиэр. И она благословила вас исполнять это произведение. Как состоялась ваша встреча?
– Я мечтала о встрече с Деборой Яковлевной после того, как, став лауреатом конкурса оперных певцов им. Бориса Рубашкина, я получила приз им. Пантофель-Нечецкой. Я пела много произведений из ее репертуара. В августе 1998 года мы с Григорием Иосифовичем возвращались из отпуска. В Москве созвонились с певицей, и она пригласила нас к себе в гости. Была очень рада нашему визиту. В свои 93 года сохранила память, жизнелюбие, интеллигентность. А через два месяца она умерла. У этой певицы был гибкий, подвижный, очень красивый голос. Но на ее долю выпало столько жизненных неприятностей, что на две судьбы хватило бы. После этой встречи иначе начинаешь относиться к своим обидам.
– Кто ваши любимые партнеры в театре?
– Сначала – Владимир Никеев, Анатолий Мотовилов, потом Александр Хмыров, Алексей Милосердов, Джони Окропиридзе. Со мной на сцене были столько лет Георгий Алеидзе, Борис Шевченко, Егор Котов, Владимир Миллер. Я всех обожаю. Когда появились молодые партнеры, старшие говорили: «Ну вот, мы уже ушли с ролей героев, а ты по-прежнему поешь с молодыми».
– Что вы чувствуете, когда передаете свои партии молодым артистам?
– А кому передаю? В хорошие руки, своим ученикам. Мои ученики – это мои дети, и я своим детям передаю свои роли. В нашем театре работают Валентин Колесников, Кирилл Кириллов, Ивана Цицей, Юлия Соловьева – студенты моего класса в музучилище им. Шебалина. Партию Виолетты в опере «Травиата» сегодня исполняет Иванна Цицей. Я могла бы спеть Виолетту, но есть ведь и эстетическое восприятие возраста. Как бы ни говорили, что я молодая и красивая, но пришло время перейти на возрастные роли. И сегодня это мой конек.
– В опереттах возрастные – это в основном комические роли.
– И я их играю с удовольствием. За плечами огромный багаж лирических и героических героинь, но интересно быть и характерной актрисой. В мюзикле «Звездный час» играю председателя Оперной гильдии Джулию Леверет – веселую, смешную. Высший пилотаж актерского мастерства – сыграть комедию. 30 лет во мне спали эти способности и вот проснулись. Мне интересно, что я перехожу в другое амплуа, где требуются новые актерские приемы, ставятся новые задачи.
Театр стал спасением
– На фестивале «Панорама музыкальных театров России» из уст одного из почетных гостей прозвучало: «Сегодня в опере время Анны Нетребко, а не Монсеррат Кабалье».
– Анна Нетребко – квинтэссенция современного оперного театра. Не только она дала толчок к переменам, время такое: артистке оперы нужен голос Монсеррат Кабалье, фигура Майи Плисецкой, актерское мастерство моей любимой Алисы Фрейндлих, пластика Вячеслава Полунина. Такие сейчас к певицам требования.
– Как удается сохранять одни и те же параметры фигуры?
– Если набрала в отпуске несколько килограммов (а такое было только раз), сажусь на строжайшую диету. У меня 30 ролей. Нельзя допустить, чтобы женская пошивочная мастерская занималась только моими костюмами: расшивала-ушивала.
– У вас была опера «Искатели жемчуга» Бизе, где вы в смелом минималистском этнокостюме поете в немыслимых позах. Это был ваш любимый спектакль?
– Да, мне очень нравился этот спектакль. И «Севильский цирюльник» Кирилла Стрежнева с элементами эксперимента. Интересно работать, когда рождается новизна без вульгаризма и требуется актерское мастерство. Я иногда смотрю на нашу театральную молодежь и завидую тому, как артисты работают. Эх, в мою молодость не было такой раскованности на сцене. Мне нравится, что сейчас много предлагается режиссерами интересного.
– Омский театр – единственный в вашей жизни, вы служите в нем уже 33 года. Чем он стал для вас?
– В этом театре я пережила и счастье, и горести. Коллектив театра – моя поддержка и моя жизнь. Когда умирает близкий человек и остаешься один на один с горем, психика не выдерживает и можно сойти с ума. А я похоронила и мужа, и сына, и спасение – только театр.
– Вы очень сильная женщина. Переиграли столько лирических героинь и легкомысленных, капризных красавиц, что у зрителей может сложиться впечатление, что и в жизни вы баловень судьбы…
– А меня называют «железной леди». Дело в самодисциплине. Когда умер Григорий Иосифович, мы отметили девять дней, а на десятый у меня – «Принцесса цирка» в театре. Коллеги, администрация понимали: меня надо загружать, чтобы отвлечь от переживаний. А после смерти сына Бориски я целый год не могла играть мать в спектакле «Старые дома». И в театре понимали мое состояние. Только в конце сезона я собрала себя в комок и вышла на сцену в этом спектакле. Сыграла роль чисто, аккуратно, и никто из зрителей не заметил моих страданий.
– Как появилась школа искусств имени Ирины Трусовой?
– Это было предложение директора городского департамента культуры Владимира Шалака. Я преподаю в «Шебалинке», в ОмГУ, и в этой школе № 17 у меня есть несколько талантливых учеников.
– Что бы вы себе пожелали в юбилейные дни?
– Хочу быть на сцене подольше. Играть и лирических, и комедийных героинь. Побольше новых ролей.
