«Мощный рев моторов слушали, как музыку»

О том, что у нас в Кировске строится новый завод, слышали все. Но толком никто ничего не знал. Все говорили про военное производство. Да и немудрено, все предприятия работали для фронта. И я пошла устраиваться на военное производство.

Проходную завода я нашла сразу. Это было деревянное здание, где размещались проходная с охраной, отдел пропусков и отдел кадров. Это находилось по правую сторону. По левую сторону от ворот – деревянное здание какого­то склада. Ворота на предприятие были закрыты.

Народа на прием в отдел кадров было немного. Пока я ожидала своей очереди, наблюдала, как на территорию заезжали груженые машины, но что они везли, не было видно: все кузова были закрыты брезентом. Вооруженные охранники тщательно проверяли документы у водителей и по одной машине пропускали на территорию.

Через проходную входили и выходили люди. Некоторых сопровождал охранник с оружием. Вся территория нового предприятия была огорожена высоким забором, и военные поверх него натягивали колючую проволоку.

Вскоре подошла моя очередь. Принял меня начальник отдела кадров в военной форме. Специальности у меня не было никакой. Но меня строго он стал расспрашивать. Я подробно рассказала свою биографию обыкновенной советской школьницы. В заключение начальник сказал, что грамотные люди им нужны очень. Но и ответственность очень большая, малейшая ошибка может оказаться роковой.

 «Обучать работе на станках нам некогда, да и люди на это у нас есть. А вот сможешь ли ты чертить, грамотно писать? Если сможешь все делать быстро и аккуратно, то возьмем тебя копировальщицей». Так я приобрела свою специальность. Но я рассчитывала работать у станка, это было для меня какой­то мечтой. Думала, что у станка буду более полезной в военное время, все­таки делала бы снаряды, оружие, нужные для фронта. А тут – копировальщица, что и кого я буду копировать, я не знала.

Прошло три дня, и я с удивлением узнала, что принята. Я пошла в отдел пропусков. А потом меня отвели в небольшое здание, но предупредили: никаких расспросов, кроме своей работы, лишних разговоров, излишнего любопытства. За пределами завода держать язык за зубами и никаких бумаг с завода не выносить.

Так началась моя работа на новом заводе. Сначала я копировала какие­то детали, мне непонятные. Я очень старалась, но если не успевала, оставалась до поздней ночи. Работали мы с 7 часов утра. Было два перерыва на 20 минут. Свою работу сама разносила. Постепенно я освоилась с территорией и знала почти все закоулки завода. Но в одно место вход вольнонаемным рабочим был запрещен. Это была запретная зона – территория нынешнего Омского авиационного завода гражданской авиации.

В конструкторском бюро – в бюро разработок – работали эвакуированные специалисты из Москвы, Ленинграда. Все они жили на квартирах кировчан. Иногда рассказывали, как грузились под бомбежками, как тяжело добирались до Омска. Сколько им пришлось хлебнуть горя и трудностей! Жили очень голодно. Мой паек был 600 граммов хлеба, всегда хотелось есть. Домой приходила за полночь, а иногда оставалась на заводе. Самый тяжелый был 1941 год. Стояли сильные морозы. Топливо экономили, электричество тоже. Но все равно мы работали.

Где­то в начале 1942 года на заводе почувствовалось какое­то оживление. Все чаще стали приезжать военные. Нам иногда даже запрещалось выходить из бюро. Но заводчане знали, что новый самолет готов и скоро будет бить врага.

Где­то в феврале 1942 года приехала машина и увезла некоторых специалистов. Оказывается, в Куломзино из Омска прилетели новые самолеты. Я выскочила на улицу и увидела мощные самолеты, которые начали уже снижение. До чего же они были красивыми, в них чувствовалась сила и мощь. И так было радостно на душе! Потом мы узнали, что у нас на нашем аэродроме проводилась доводка самолетов и их доукомплектование вооружением. И начались пробные полеты. Самолеты кружили в небе почти над Кировском. Их мощный рев моторов мы все слушали, как музыку. Вот так, на моих глазах родилась новая машина, которая с честью воевала против фашистов.

Видела ли я Туполева и Королева? И да, и нет. Как­то зимой меня послали с мелким поручением за территорию завода. Когда я подошла к проходной, то увидела двух человек: одного в штатском, другого в военной форме. Они шли ко мне спиной и о чем­то оживленно разговаривали. Я пробежала проходную и вошла в караульную, чтобы отметиться. Мне выписали временный пропуск (так было положено), и охранник спросил: «Ты хоть поздоровалась!» – «А с кем?» – «Вот темнота сибирская – это ведь Туполев и Королев».

Но тогда эти фамилии были малоизвестны. Это уж потом я узнала, кто они. И только после войны многие жители, кто жил на улице Куломзинской, рассказывали, что видели их, когда они шли от железной дороги на завод. Никакой вооруженной охраны не было. Иногда они шли вдвоем, а иногда с двумя­тремя людьми в штатском.

Осенью 1942 года начался отлет новых самолетов на фронт. Приезжали летчики, получали самолеты и летели на передовую. Из газет и радиосообщений мы узнавали, как воевали наши машины. И гордились!

Очень хорошо запомнился день 9 мая 1945 года. Это была среда, рабочий день. Из­за шума станков мы не слышали радио. Вдруг в цех вбегает охранник и кричит: «Победа! Победа!». Мы бросили работу, кинулись к нему. А он плачет и как заведенный кричит: «Победа! Конец войне!».

Что тут началось! Все бросились обнимать друг друга – кто плачет, кто смеется. Народ ликовал.

Я кинулась домой. А вдруг мои родители не слышали этого? На углу нашей Инженерной улицы меня встретили соседи, кинулась обнимать, поздравлять, целовать: «Все, Нюрка, конец войне!». Я вырвалась – и домой, вбегаю, а мои родители сидят и плачут. И тут я заголосила. Не дожил мой братишка Василий, погиб у Прохоровки, второй брат Константин пропал без вести. Да, это был праздник, но со слезами на глазах.

Очень хорошо запомнился день 9 мая 1945 года. Это была среда, рабочий день. Из-за шума станков мы не слышали радио.

Вдруг в цех вбегает охранник и кричит: «Победа! Победа!». Мы бросили работу, кинулись к нему.

А он плачет и как заведенный кричит: «Победа! Конец войне!».

Сначала наш завод был никакой, потом к нам перевезли оборудование мастерской «Эрмато», и только в сентябре 1947 года завод стал называться «Омск­сельмаш», а затем – «Омск­гидропривод». Мы уже выпускали сельхозтехнику, запчасти к ней, были цеха ширпотреба, потом пошли узлы гидравлики.

(Воспоминания Тесленко А. С. взяты из родословной семьи Святченко.)

Подготовила Галина Эрлинекова.