«Летов умер — что может быть нелепее?» — лидер «Гражданской обороны» в воспоминаниях друзей

В конце января в свет вышла книга Алексея Коблова «Егор Летов. Моя оборона». В день смерти легендарного рокера мы выбрали несколько ярких отрывков, которые как нельзя лучше характеризуют всем известного и в то же время таинственного Летова.

Егора Летова не стало 19 февраля 2008 года. На страницах книги известного журналиста, друга музыканта и поклонника его таланта Алексея Коблова «Егор Летов. Моя оборона» друзья и коллеги вспоминают, кем на самом деле был крестный отец русского панк-рока. Весной 1988 года «Гражданская оборона» в рамках второго Новосибирского фестиваля без единой репетиции сыграла в ДК имени Чкалова — знаменитой «Чеколде» — концерт, известный впоследствии как «Анархия в Новосибирске».

«Выступление “Обороны” стало для нас сродни невиданному доселе потрясению и откровению, — вспоминает Алексей Коблов. — Какой там русский рок, при всей нашей тогдашней симпатии к этому явлению, какие рок-клубы, когда вот оно, явилось само, то самое, настоящее, живое, наше! Часть зрителей, и я в том числе, ринулась к сцене, снося осветительные приборы, а другая часть в ужасе из зала бежала. Ну а потом известный теперь многим контраст — только что перед тобой на сцене был эдакий безумец, чуть ли не Игги Поп времен ранних The Stooges, а вскоре после этого тебя знакомят с тихим и спокойным молодым человеком в роговых очках, который жмет тебе руку, улыбается и представляется: “Егор”».

Друзей у Летова было немного: Егор всегда предпочитал одиночество большим компаниям и шумным вечеринкам. Сам он говорил, что друзей у него человек десять во всем мире. Всеобщим любимцем Летов не был, отмечает журналист Максим Семеляк. Часто ему доставалось от собственных соратников. Определенную роль здесь сыграла и замкнутость музыканта, и его острый язык.

«Будучи самой масштабной фигурой в местном рок-н-ролле, Летов совершенно не стал всеобщим любимцем, — говорит Максим Семеляк. — На моей памяти мерзостей о Егоре Летове было наговорено чуть ли не больше, чем обо всех здешних рокерах вместе взятых (да и сейчас, несмотря ни на что, продолжают говорить — в охотку, с хохотком). Это убожество, это фашизм, это коммунизм, это безответственность, это непрофессионализм, это дурдом, это никуда, это ни в какую — Господи, сколько же раз я слышал эту ахинею в своей жизни! Причем от самых разных людей — вплоть до его непосредственных вроде бы соратников».

Максиму Семеляку довелось присутствовать на похоронах Летова, состоявшихся в Омске 21 февраля 2008 года.

«Когда гроб вынесли, началась вдруг дикая сибирская метель, хотя только что было солнце. Когда гроб зарывали в землю, выглянула радуга. Когда все кончилось и нужно было уже что-то кому-то зачем-то говорить, его бывший (теперь уже во всех отношениях бывший) гитарист Кузьма Рябинов пробормотал: “Летов умер — что может быть нелепее?” — вспоминает друг музыканта. — Я смотрел на свечи, тихо оплывающие у гроба под музыку Love, и вспоминал наш разговор весной прошлого года перед самым выходом завещания “Зачем снятся сны”. Мы сидели в Питере, в гостинице, вдвоем. Егор пил пиво и увлеченно рассказывал про эволюционные циклы. Он говорил, что бывают такие этапы, когда определенные формы жизни просто деградируют или даже гибнут, и чтобы благополучно пережить их, нужно просто затаиться где-нибудь на время, ничего не делать, пережидать, а потом выйти на новый виток. Вдруг он прервался и вздохнул: “Эх, вот как бы так умереть, чтобы потом вернуться?”».