22 июня исполнится 80 лет со дня начала Великой Отечественной войны.
В этот день в 1941 году началась самая страшная война в истории нашей страны, которая унесла миллионы жизней советских людей.
Сегодня мы хотим познакомить читателей «ОП» с воспоминаниями жителей Омской области, которые пережили все тяготы того времени. В те страшные годы они были еще детьми, но их память на всю жизнь запечатлела лишения и боль советского народа.
Воспоминания взяты из книг, которые были изданы в Омске к 75летию Победы: «С нами Правда, Победа и Честь!» Омского ГАУ и историкоархивный сборник «Дом детства моего».
Дорогой жизни
Воспоминает Маргарита Павловна Александрова, эвакуированная в Омскую область из блокадного Ленинграда:
– Ярославка – большая деревня, состоящая из нескольких улиц. Местность равнинная, но очень живописная. За нашей школой находилась березовая роща. Каждой весной мы пили березовый сок. За рощей – болото с огромными кочками. Весной там селились утки, откладывали яйца, а мы, детдомовцы, собирали из гнезд утиные яйца. Потом повара варили их для всех детей.
Осенью на кочках было очень много подберезовиков. Из них наша повариха тетя Устя варила в двухведерном ведре грибную похлебку, которую мы съедали с большим удовольствием. Съедобными были не только ягоды и грибы, мы ели и какието корни болотных растений, и молодые стебли камышарогоза.
Зимы были морозные, снежные. Печи топили дровами, но все равно было холодно. Валенки выдали всем, а чулок не было – голые ноги в валенках. Так и бегали в школу в другое здание, где были классы. Уроки военного дела – на улице, и это с голыми коленками!
Приходилось в детдоме трудиться. Весной колхоз вспахал землю, выделил детскому дому картошку, и мы ее сажали. Старшие ребята косили траву, а средние сгребали сено и копнили его. Осенью собирали на полях колоски, заливали норы сусликов, чтобы спасти хлеб, выполняли другие тяжелые работы.
Кормили нас плоховато. Часто на обед наливали в глиняные обливные миски супзатируху – вода с мукой, очень жидкая и неаппетитная еда. В округе было много озер, так что часто давали на ужин жареных карасей.
Папа нам регулярно писал письма, присылал денежные переводы. На них я покупала у деревенских семечки, морковку, зимой – замороженное молоко.
Мысленно обращаясь к прошлому, вспоминая пережитое, хочу сказать большое спасибо и низко поклониться тем людям, которые разыскивали осиротевших детей в ленинградских квартирах, отмывали, кормили, а потом отправляли с детскими домами на Урал, в Сибирь, Среднюю Азию.
Свидетели потерь и несчастий
Воспоминает омичка Нинель Дрогунова:
– В годы войны в центре города, там, где сейчас стоит здание аграрного техникума, располагался городской госпиталь. Около него в кучу были свалены гипсовые отходы, слепки рук, ног, окровавленные бинты, марля, вата. Свалки эти вызывали у детей любопытство и страх, являясь подтверждением близкого горя и опасности. Дети чутко реагировали на все события и все пытались увидеть своими глазами.
Однажды ночью в дом въехал трамвай, сойдя с рельсов. Он пробил стену и уперся в кровать, на которой спали люди. Оказывается, женщинаводитель уснула за управлением, потому что работала без смены двое суток. Вечером во время представления в цирке разбилась акробатка, так как была голодна и у нее не хватило сил удержаться на высоте. Свет быстро погасили, все убрали, и представление продолжалось. Мы были свидетелями потерь и несчастий, горя и слез жителей мирного города. К нам в дом поселили семьи, эвакуированные из Москвы, потом из Ленинграда.
В 1944 году я пошла в первый класс начальной школы. Помню, на большой перемене всем детям давали маленькие белые булочки, а в кулек из газеты насыпали ложку белоснежного сахарного песка. Мы бережно разворачивали кулечек на парте и осторожно макали булочку в сахар, а чтобы сахаринки не скатывались, булочку чутьчуть смачивали слюной. Эта еда казалась вкуснее пирожного, о котором мы давно забыли, а коекто даже и не знал, что это такое.
Лепешки из лебеды
Воспоминает доктор сельскохозяйственных наук, профессор Юрий Ермохин:
– Особенно тяжелые годы жизни были с 1942 по 1944 год. Фактически вкус хлеба мы не знали. Спасал в зимнее время картофель да мясо погибших колхозных овец. В зимние ночи моей маме привозили этих 7–8 овец, чтобы она утром могла сдать разделанное мясо на склад. Эта удивительно стойкая, физически крепкая и очень нежная женщина, кормившая оставшихся в живых четырех детей, отрезала небольшие кусочки для варки, чтобы накормить и порадоваться, наблюдая за повеселевшими глазами детей от некоторой сытости.
Как всегда, на осеннезимний период картошки часто не хватало. Нужно было еще сохранить часть семян для посадки весной. Продавали все, что можно было продать. В доме, пятистенке, не было никакой мебели, вместо стульев и табуреток стояли самодельные лавки, а под потолком – керосиновая лампа.
С фронта мы получали письма от отца, часто с зачеркнутыми военной цензурой словами. Однако мама ухитрялась сообщать отцу правду. Под ее диктовку письма отцу писал я, мать была неграмотна. Так, сообщали, что живем мы очень хорошо, как жили в Максимкино, – а в этом селе нам приходилось очень тяжело. Военная цензура информацию пропускала, тем более что в конверт я всегда укладывал листок табака американской «Саксонки».
Отец с фронта всегда напоминал: «Все, что можно продать, продавай, только сохрани детей». И тут же отмечал, чтобы сохранила его любимую гармонь. Однако однажды февральским утром мама взяла гармонь и отправилась пешком по зимним дорогам.
С приходом весны жизнь в селе обновлялась. Меньше требовалось одежды, обуви. Появлялась зелень, криками гусей, уток, гагар, токующих косачей оглашались озера, болота. Вот тутто мы, ребята, и проявляли свою удаль: зорили пернатых – уток, гусей, ставили петли на косачей (петли плели из волос лошадиных хвостов), строили мордушки и кацы для ловли рыбы. А когда подрастали лебеда и крапива, мы совершали целые набеги на эти плантации и корзинами приносили траву домой, чтобы мать могла к завтраку или обеду смастерить травяные лепешки. От недостатка еды порой трудно было рвать лебеду – руки опухали, солнце жгло их через эту водянистую жидкость, но мы старались».
Продолжение следует…
