На фестиваль независимых театров «Еще один», завершившийся в субботу, 28 августа, приезжал основатель екатеринбургского «Коляда-театр» Николай Коляда. В Омске театр представил спектакль «Раскольников», а затем его создатель пообщался со зрителями.
По словам Николая Коляды, это уже третий его приезд в Омск со своими спектаклями. Организатором фестиваля независимых профессиональных театров «Еще один» выступил омский «Центр современной драматургии», с которым у режиссера и драматурга из Екатеринбурга поддерживается своя особенная связь. По словам Николая Коляды, этим летом они должны были везти постановку «Раскольников» на Авиньонский фестиваль, но из-за пандемии вместо французского Авиньона приехали в Омск. Его ответы на вопросы зрителей можно было бы назвать самостоятельным «моноспектаклем», и мы решили представить наиболее интересные его фрагменты.
О театре
Я работал 10 лет просто очередным режиссером в Свердловском театре драмы, но в какой-то момент понял, что это непереносимо — зависеть от директора, и я решил создать свой театр. Это было в 2001 году. Юридические документы на некоммерческое партнерство получил как раз в день своего рождения 4 декабря. Теперь мы проводим сразу два банкета — 4 декабря мне будет 64 года, а театру — 20.
Сначала полтора года у нас не было помещения, потом нашли какой-то подвал, отремонтировали, сделали свет, вычерпали воду. Было нас тогда 15 человек, зарплата была 500 рублей. Я всем говорил — подождите, будет у вас зарплата большая, объездим весь мир, будете кататься на «Мерседесах». На «Мерседесах» они пока не катаются, зарплата у них такая же, как в городском театре — 25-30 тысяч рублей в зависимости от того, сколько спектаклей играют.
А играем мы сейчас очень много, у нас две сцены, один зал на 120 мест, второй, маленький, на 42 места. Играем 60-70 спектаклей в месяц. Почти всегда аншлаги. Самый дешевый билет на детский спектакль стоит 300 рублей, на взрослый — 1000 — 1200 рублей.
Но если вернуться к истокам, полтора года мы работали в отремонтированном подвале, потом пришли бандиты, а подвал был в самом центре города — и они сказали: «Здесь будет ресторан», и стали нас выгонять. Год мы с ними бились, это было жутко. Чего только не было, сцену нашу разрубили в пух и прах. Мне звонили друзья из Америки и Израиля, узнавшие эти новости, тогда была настоящая война. Я написал слезное письмо в правительство Свердловской области, и губернатор Россель оставил на нем резолюцию: «Разобраться. Каляда у нас один» — так и написал мою фамилию через «а». Это письмо хранится в музее писателей Урала. Но, к слову, он ни разу не был на моих спектаклях.
Потом нам дали деревянную «избушку» на Тургенева, 20 и сказали — нужно 50 млн рублей на то, чтобы к этому дому провести коммуникации. Пожарные сказали, что театр здесь открывать нельзя. Но театральные мастерские — можно, а что это такое, не было расшифровано, поэтому мы и занялись там «театральным мастерством». Все сделали за мои 200 тысяч рублей, а не за 50 миллионов. Выкопали канаву, подсоединились к водопроводу и электричеству, а студенты УрГУ помогли отремонтировать дом — памятник деревянного зодчества. В доме было 27 маленьких комнаток, а мы сделали сцену, восемь лет сидели на стульях, но все время народа было битком — каким-то образом рассаживали больше сотни зрителей.
Потом людей стало прибавляться, я купил артистам 15 квартир, мы поехали по всему миру, даже играли спектакль «Гамлет» в парижском театре «Одеон» в зале на 700 мест. Но на самом деле мы можем играть на любом подоконнике.
Кстати, вот сегодня днем мы приехали в Омск, уже вечером играем спектакль, а утром уезжаем — и когда московские режиссеры говорят, что им надо два дня настраивать свет, и вот так пафосно, на лопате себя подают, я все это ненавижу ужасно. Проще надо быть.
Потом 8 лет назад в 2014 году был Год культуры, чиновники нашли 71 млн рублей и на эти деньги восстановили старый кинотеатр «Искра» в центре Екатеринбурга, который пустовал 6 лет. И отчитались — мол, подарили помещение «Коляда-театру». За пять месяцев его отремонтировали и сделали конфетку, семь лет назад мы впервые сыграли на этой сцене. Но через неделю нам сказали — арендная плата за это помещение будет 400 тысяч рублей в месяц. На что я сказал: большое вам спасибо за «подарок», мы собираем манатки и переезжаем назад. Потом был арбитражный суд, я судился с государством. Обычно такие суды сразу проходят в пользу государства, а не частника, но нас назвали «социально значимым объектом» и освободили от арендной платы. Мы платим теперь только за содержание здания, за воду, электричество. Живем, работаем, проводим фестивали. Каждый год ездим в Москву на гастроли.
Об артистах
Мои артисты играют от 30 спектаклей в месяц. Все люди на белом свете не любят работать, а их хлебом не корми, дай выйти на сцену. Артист должен делать это с понедельника по пятницу, а в субботу и воскресенье играть еще и в детских спектаклях. К примеру, Олег Ягодин (Заслуженный артист РФ — прим. ред.) утром играет у нас Жука в «Дюймовочке», а вечером — Гамлета. Думаете, он хоть раз сказал мне: «Я, наверное, отдохну...»? Да никогда в жизни! «Гамлета» мы 200 раз сыграли, и каждый раз у меня слезы, когда он орет на сцене «Быть или не быть...». Это просто великий артист, к нему все подтягиваются. Но когда он едет в театр на велосипеде — вот никто даже внимания не обратит и не скажет, что это артист, а не чмо ободранное. А выходит на сцену — и это бог. Вот таких я люблю.
Я написал 140 пьес, мои пьесы ставили даже в Австралии. И я всю жизнь занимаюсь тем, что изучаю людей, психологию русского человека. Когда ко мне приходит устраиваться молодой артист — я посмотрю на его глаза, на его руки — и говорю: завтра приходи на репетицию. Я выбираю тех, кто хочет играть, потому что, конечно, это работа на износ. Артист — это такая же работа, умение включить себя, свои эмоции. Но это как дверь открыл — и «включил», а не полчаса стоять за кулисами и готовиться: «мы их порвем, мы их сделаем». Вот таких я ненавижу.
На сцене нельзя врать. Всех учат в театральном институте по Станиславскому, чтоб он в гробу перевернулся: пристройка, отстройка, событие, оценка. Конечно, пусть Станиславский живет в веках, но врать все равно нельзя.
Вот сейчас после спектакля в Омске артисты забежали за кулисы счастливые: «Какой зал! Какой зал! Какой зал!». Это был счастливый день для них, один час на сцене добавляет год жизни. Но курево и алкоголь потом это отбирает.
Артисты мне доверяют. Я старая театральная крыса, столько пьес написал — я знаю, куда двигаться. Но я на них так ору и матом ругаюсь. Ведь из-за одного актера, который что-то делает не так, может разрушиться вся сцена. Они могут сколько угодно на меня обижаться, но я не хочу им чего-то плохого. У меня нет сценографа, нет художника по костюмам, я это все делаю сам. То, что на них сейчас надето на спектакле — куплено в эконом-маркете. За шесть тысяч рублей я купил для постановки «Раскольникова» только скамейку, а все остальное — собрали, надели, давай иди играй. И так каждый спектакль.
О деньгах
Конечно, в театре маленькая зарплата. Но кто когда в театре получал огромную зарплату? Меня уже все проклинают: да что он все ноет — дай денег, дай денег. У меня частный театр. Если спектакль не пользуется популярностью у публики — я его снимаю. Но если я его довожу до премьеры, то должен быть уверен — вот тут зритель засмеется, а вот тут я ему нажму на глазные яблоки и он заплачет. А вот тут пощекочу, и он снова засмеется. Люди покупают билеты в театр только для того, чтобы посмеяться и поплакать, я в этом абсолютно уверен. И театр — это никакая не трибуна. Это развлечение, отдых. Закончился рабочий день — пришел в театр отдохнуть. У нас на «Гамлете» народ смеется два с половиной часа, а в конце начинает рыдать. Я специально так сделал. Артисты потихоньку влезают в вас, как в фильме «Чужой», и потихонечку забирают ваше сердце. А вы и не заметили, потому что сначала расслабились.
Мне надо все время думать о кассе. «Раскольников», «Гамлет» — на это можно пойти, и не важно, что это будет — традиционный или авангардный театр, это можно посмотреть. До пандемии мы крепко зарабатывали и жили. На счете постоянно лежали деньги — какая-то подушка, запас. Сейчас все крякнулось. Восемь месяцев мы сидели без работы, но я платил всем зарплату — маленькую, 20-25 тысяч. Но я каждый день выходил в интернет и просил денег. А люди присылали. Смотрю — пришло 100 тысяч рублей от Сан Саныча Калягина. Народный артист СССР шлет Коле Коляде, и со своего личного счета, а не счета СТД! Звонит вдова Эльдара Рязанова Эмма Валерьяновна: «Коля, что, тебе совсем плохо? Я тебе денег сейчас пришлю». Деньги присылали достаточно большие. Естественно, я их снимал и отдавал артистам.
Когда случилась эта беда, вдруг все театральное сообщество России решило: Коляде надо помочь, ему тяжело. Потому что бюджетные театры какие-никакие деньги получали, в отличие от частных. И я сказал: помогайте нам. В итоге как-то выкрутился из всей этой ситуации. Кто в июне прошлого года знал, как долго это продлится? Я уже начал писать: «Смерть, смерть, все, мы закрываемся!». И вот однажды в пакете мне привезли наличкой 2 млн рублей, есть у нас один богатый предприниматель. Поставил потом ему свечку в церкви. Кто-то 50 рублей присылает, а кто-то с издевкой присылает три рубля двадцать копеек — но мне наплевать, я возьму и их.
Собрали, выжили, выкрутились как-то. Сейчас выползаем потихонечку. У артистов была сокращена зарплата всю зиму — оклады урезаны на 50%. Но с 1 августа я все восстановил. У меня 40 артистов, плюс обслуживающий персонал 27 человек. Играют же 60-70 спектаклей, нужно всем дать работу, всех развести по постановкам.
У нас думают — мы такой знаменитый город Екатеринбург, нас все знают. Ага, щас! Приедте в Париж, Израиль, еще куда-нибудь — кто там знает этот город? А чем он знаменит? У нас убили царя, у нас родился Ельцин и у нас есть «Коляда-театр» — все, больше нечем похвастаться.
