Анджей Бубень: «Человек не должен быть одиноким»

Известный польский режиссер о работе над постановкой пьесы «Смерть не велосипед, чтоб ее у тебя украли» в академическом театре драмы.

Премьера состоится в последних числах марта. Это будет первая постановка пьесы сербского драматурга Биляны Срблянович. Омичам режиссер известен по спектаклю «Август. Графство Осэйдж» Трэйси Леттс, номинировавшегося на премию «Золотая маска».

Парадоксы семейного человека

– Пан Анджей, вы родились в Африке, учились в Варшаве и Петербурге, ставите спектакли по всей Европе. Это географическое разнообразие вашей жизни влияет на творчество?
– Конечно, влияет. Я думаю, для любого художника полезно пропустить себя через разные культурные слои. Не только много читать, но и путешествовать. Одно из качеств, необходимых режиссеру, – умение наблюдать за людьми, миром, который нас окружает. А как эти наблюдения делать, если не путешествовать, не смотреть в разных уголках мира, как и чем люди живут, как они общаются и что их волнует?

– А как случилось, что вы в Мали родились?
– Мои родители-врачи там работали.

– Вы свободно говорите по-русски. А какими еще языками владеете?
– Французским, английским, немного испанским, итальянским. Про латынь не говорю – я же филолог по первому образованию. А еще антрополог культуры.

В режиссуре, считаю, знание языков очень полезно. Чем больше мы можем читать в подлиннике, тем лучше. Перевод – это уже трактовка. Любой переводчик трактует пьесу по-своему.

– Как режиссер?
– Да, переводчик – своеобразный режиссер. Знаете, как сказал великий Пастернак? Переводы бывают или точные, или очень красивые.

– Он делал красивые?
– Очень красивые, гениальные. Но даже его переводы надо читать, сравнивая с подлинником и с другими переводами. Переводчику может быть важно одно, а режиссер хочет из этого текста вытащить совсем другое. Когда я ставил в Омске спектакль «Август. Графство Осэйдж», текст пришлось очень сильно переделывать, исправлять ошибки уже во время репетиционного процесса. Иначе было бы искажено представление о персонажах, мире, в котором они живут. Это все связано с языком, на котором они общаются.

– Вас волнует тема разобщенности близких людей, так остро прозвучавшая в спектакле «Август…» и заявленная в пьесе «Смерть не велосипед…»?
– Да, я очень семейный человек. Вот парадокс: я ведь много путешествую, а мне хотелось бы с удовольствием сидеть дома. Правда, через две-три недели жена говорит: «Поезжай куда-нибудь, поставь спектакль». Это двойственность человеческой натуры. Но я действительно считаю, что только в семье складываются самые близкие отношения. И если они распадаются, мы становимся одинокими, брошенными, никому не нужными, не умеющими общаться друг с другом. Эта тема звучит в современной драматургии, этой проблемой занимаются многие режиссеры европейских театров.

– Болевая точка нашего времени?
– Да, потому что мы становимся обществом потребителей, в котором неважно что, неважно как, а важен единственный вопрос: что я могу с этого получить? И в еще более жестоком варианте: а за сколько? Это обидно и страшно. Один из моих друзей-филологов сказал (и я с ним согласен): «Есть такое хорошее слово в русском языке: «порядочность». И оно исчезает из употребления». Действительно, мы все меньше и меньше понимаем, что такое быть порядочным. А порядочность – это определенный уровень нравственности. Вот это меня волнует.

– Есть ли в польском языке слово «порядочность»?
– Есть. И тоже исчезает, его заменяют понятием «учтивость». Но это не одно и то же.

Герои и предатели

– Вы не в первый раз ставите пьесу Биляны Срблянович…
– Да, я поставил в Театре сатиры на Васильевском пьесу «Саранча». Это была первая постановка в России, и спектакль был очень хорошо принят и даже признан одной из лучших постановок этой пьесы в Европе. Для меня это была очень важная работа. И когда в 2010 году появилась новая пьеса Биляны и был сделан очень хороший перевод с сербского Ларисы Савельевой, мы договорились с автором, что я буду обязательно ее ставить. Пьеса «Смерть не велосипед…» мне кажется продолжением «Саранчи». В ней схожие мотивы, та же тема семейных отношений. Но новая пьеса еще более жесткая и, если можно так сказать, порванная. Зритель увидит маленькие кусочки жизни, и из этих отрывков, как из пазлов, составляется образ общества – разных людей, разных слоев.

– Равнодушного общества?
– Не только равнодушного. Достаточно жестокого, ложного. Срблянович показывает много подмен. Иногда человек, который нам кажется героем, оказывается предателем, а на первый взгляд предатель – самым порядочным в этой истории. В пьесе есть проблема детей и родителей: насколько мы не умеем наладить контакт с нашими родителями. А если получается, то чаще всего это происходит слишком поздно, когда спасать, к сожалению, нечего. Смерть приходит ко всем, для одних это конец, для других – начало, это зависит от того, во что и как человек верит. Но все равно, как бы мы ни готовились к этому моменту, мы не готовы и готовы быть не можем. Это одинокий процесс. Глубокий смысл в том, что хотя бы в жизни человек не должен быть одиноким, никому не нужным.

– Каков жанр спектакля?
– Как и написана пьеса – трагикомедия. У Срблянович всегда очень много юмора. Не такого, чтобы заваливаться от смеха. По мере разгадывания персонажей мы смеемся, и становится страшно, что смеемся над самими собой. Надеюсь, что получится спектакль, задевающий душу.

Не стоит подмигивать зрителю

– А не проще было бы после премьеры «Саранчи» в Петербурге поставить ее в Омске?
– Я не умею так. Я ставлю спектакль на конкретных артистов и отказываюсь от двойного распределения ролей. Для меня артисты сливаются с персонажем. А еще мне жалко времени на повторение. В литературе столько хороших пьес, что не хочется заниматься одним и тем же.

– Так часто слышишь: нет хороших современных пьес. А вы находите.
– Я дружу с переводчиками, агентства присылают мне пьесы. Их действительно не так много, но они появляются. Надо за этим следить.

– Пан Анджей, когда ставите спектакль, вы представляете реакцию зрителей? В нашем случае – омских?
– Я никогда об этом не задумываюсь. Я сам первый зритель. Если то, что я вижу, меня по-человечески трогает, – значит, мы на правильном пути. А если задаться вопросом, как ставить для омского, питерского, варшавского, испанского зрителя, то начинаешь немного подыгрывать, «подмигивать» ему. Это означает: не уважать. А хочется ставить для тонкого, требовательного, чувствующего зрителя.

– А как возник в вашей жизни Омск?
– В 2006 году я отбирал спектакли на международный фестиваль и прилетел, чтобы посмотреть «Дачников». Был январь, крещенские морозы, на термометре -40.
И люди купаются в проруби – у меня есть такая фотография. Как такое забыть! А потом пригласили меня поставить спектакль.

– Что удивляет в Сибири?
– Огромные пространства. Когда человек сидит на одном месте, он не может представить объемы страны и расстояния. От Варшавы до Африки 4 часа лету. А у Омска с Варшавой разница во времени 6 часов!

Жизнь тела и жизнь духа

– В спектакле «Август. Графство Осэйдж» вы дали возможность блестяще раскрыться актерам. Кстати, и в петербургской «Саранче» вы работали с выходцами из Омской драмы Юрием Ицковым и Сергеем Лысовым. Что скажете об актерской труппе?
– Я приезжаю в Омск, потому что здесь актеры, которых я очень люблю и знаю, что им любопытно и интересно работать со мной. Это самое главное. А, во-вторых, в Омской драме есть качество, которое уже исчезает: это необыкновенная готовность к работе. Во многих театрах артисты разогреваются, нужно время, чтобы их настраивать на работу. А здесь все готовы, находятся в постоянном тренинге, и мы работаем быстро. Кроме того, с ними можно рискнуть сделать необыкновенные вещи.

Мы соединяем разные формы актерского существования. Не только психологического театра, но и техники театра танца знаменитого хореографа Европы Пины Бауш. Это очень редко используется. Мы соединяем вместе жизнь тела и жизнь духа. Я очень не люблю повторяться, считаю, что все время нужно искать новые пути. Спектакль «Смерть не велосипед…» даже сложнее, чем «Август…». В нем мало текста, но будут очень хорошие, сочные персонажи, представленные как будто штрихами графики. Мы увлечены, нам эта работа нравится.