Герман Сироткин: «Во время войны в омске выпускали до 250 танков в месяц»
Специалисты многих эвакуированных в Омск в 40-е заводов остались здесь жить. Один из таких специалистов – Герман Сироткин – переезжал из Ленинграда в Челябинск, потом в Оренбург и затем в Омск вместе с другими рабочими Ленинградского танкового завода.
Специалисты многих эвакуированных в Омск в 40-е заводов остались здесь жить. Один из таких специалистов – Герман Сироткин – переезжал из Ленинграда в Челябинск, потом в Оренбург и затем в Омск вместе с другими рабочими Ленинградского танкового завода. Впоследствии на базе Ленинградского, а также других заводов были образованы «Омсктрансмаш» и КБТМ. Сегодня собеседник «ОВ. Деловая среда» в подробностях рассказал об эвакуации заводов в Омск и о производстве здесь главного советского танка времен Второй мировой войны – Т-34.
– Герман Яковлевич, вы вместе с заводом переезжали из Ленинграда в Омск?
– В Омск переехал не только Ленинградский танковый завод, а группа предприятий – сюда привезли часть оборудования Ворошиловградского завода и других. Ленинградский завод был эвакуирован сначала в Свердловск, потом в Оренбург. Но в этих городах не оказалось достаточно места, чтобы разместить эти предприятия. После правительство нашло место в Омске, на месте железнодорожных мастерских организовали этот завод. В то время на ж/д мастерских уже перестали делать ремонт паровозов, и танковое производство обосновалось там.
– Как происходила эвакуация?
– Начало блокады я застал в Ленинграде – около полутора месяцев. Завод эвакуировали так: когда объявили эвакуацию, семь эшелонов оборудования сумели вывезти по железной дороге, пока была возможность. Когда немцы перекрыли железнодорожный выезд, оставшиеся специалисты жили какое-то время в блокаде. У меня там остались бабушка, мама и сестра. Я не пошел на фронт, потому что почти сразу Георгий Жуков издал директиву «забронировать» всех специалистов, работавших на заводах. Уже из блокадного города нас, оставшихся специалистов, с комендантского аэродрома самолетом перебрасывали через Ладожское озеро до Тихвина, он еще был тогда не в блокаде. Оттуда по железной дороге отправляли в Сибирь. Сначала вместе с заводом мы поехали в Челябинск, но там уже обосновался Кировский завод. Потом нас направили в Оренбург, где на ж/д-мастерских организовали производство танков в конце 1941 года. И в мае 1942-го мы переехали из Оренбурга в Омск. Во время эвакуации много людей погибло, в том числе мои родственники. Жену и двоих детей моего дядьки довезли до Ладоги, пересадили на пароход, на котором нужно было пересечь часть Ладожского озера, чтобы высадить пассажиров вне блокадного кольца. В это время был авианалет, бомба попала в ту часть парохода, где были моя тетка, брат и сестра. Эту часть судна затопило, а у моряков такой закон – перекрывать затопленные отсеки. Так и случилось – они перекрыли полкорабля, где были и мои родные.
– Долго организовывали производство в Омске?
– Нет, как только пришли эшелоны с оборудованием, сразу наладили линии и стали выпускать «тридцатьчетверку». Отмечу, что не только ленинградское оборудование приехало в Омск, но и ворошиловградское, сталинградское.
К слову, производство в Нижнем Тагиле тоже было приезжим – Харьковский завод переехал в Нижний Тагил в 1941 году. До этого в Тагиле делали в основном товарные вагоны.
– Удавалось ли, работая в таком режиме, координировать работу многих заводов?
– Дело было не столько в координации, сколько в нехватке людей. Министерство могло дать приказ отправить рабочих на другой завод. Бывший мой начальник как-то позвал меня и говорит: «Ты, Герман, главное не сделай, как твой коллега». Мой коллега отправил в Тагил чуть ли не разнорабочих. А нужны были люди понимающие, разбирающиеся в тонкостях производства.
– Расскажите о своей работе перед войной и в военное время.
– Я из семьи машиностроителей – бабушка, дед, мама работали на артиллерийском заводе «Большевик» в Ленинграде. В 1934 году там организовали танковое производство, где и работала моя семья. В 1940 году меня приняли на этот завод учеником слесаря. Мне было тогда 17 лет. Я начал свою деятельность лекальщиком – это особо высокой квалификации слесарь, который из куска железа делает шаблоны для токарного, литейного и других производств. Всю войну я работал лекальщиком и доработал до 6-го разряда. Уже в самом конце стал начальником цеха отдельных приспособлений, который отделился от инструментального цеха, где изготавливали специальные стенды для танков.
– Какие характеристики и требования были у военных к основному танку – Т-34?
– Гусеницы Т-34 могли пройти без ремонта около 3500– 4000 км, военные же требовали 5–6 тысяч. Ведь военная доктрина предусматривала, что воевать будем не на своей территории. К Т-34 больших требований не было, главным для танка была, разумеется, «живучесть», то есть крепкая броня и надежная ходовая часть. Потому что и броня пропускала поначалу, и пушка сначала была 76 мм, только потом уже поставили 85 мм. Все изменения вносил нижнетагильский завод, остальные заводы-смежники перенимали новации. Достаточно много городов работало на эту машину: двигатели делали в Челябинске, пушки – в Свердловске. Но головным все же был Нижний Тагил, там производство уже тогда было гораздо больше омского. В войну мы выпускали до 250 танков в месяц.
– Круглосуточно работали?
– По 12 часов. В субботу и воскресенье по 18 часов – сколько отработаешь, столько же отдыхаешь. Завод работал в две смены.
– А какое-то тестирование и испытание танков на прочность было?
– Происходило это так – каждый танковый завод определял по три машины, которые проходили через всю Россию. Трасса начиналась в Подмосковье, потом согласованный маршрут пролегал через Белоруссию и Украину. Потом грузили машины на платформы перевозили в Среднюю Азию, танки шли по среднеазиатским республикам. Таким образом шло испытание танков – все отказы и поломки учитывались, любая мелочь. За каждой машиной шла бригада из конструкторов, инженеров-испытателей, механиков, слесарей. Они в случае необходимости проводили ремонт. После Средней Азии доходили до Иркутска, где танки грузили в эшелоны и отправляли на Кольский полуостров. Гонка продолжалась там – на каменистой местности. Такие пробеги начались лет 15–18 назад и практикуются периодически до сих пор. В первых пробегах участвовали омские, тагильские, свердловские, харьковские и ленинградские танки – все линейные модели, стоявшие на вооружении. Были и аварийные ситуации. Однажды мы шли по глинистой почве Таджикистана, и механик одного из ленинградских танков прозевал опасное место, танк сполз и опрокинулся.
– Кто занимался ремонтом танков в военное время?
– В основном это делали бригады и мастерские при дивизиях. Везти куда-то не было времени, в основном все непригодное просто списывалось.
– Еще какие-то омские военные разработки можете отметить?
– Да, была только наша разработка – ЗСУ-57 – зенитная легкобронная установка с экипажем в четыре человека. Дальность поражения у нее была 5,5 км. В ней две зенитные скорострельные пушки с башней, вращающейся на 360 градусов. Разрабатывалась она давно. Выпустили установочную партию, десять машин отправили в Москву, они участвовали в первомайском параде. Но их сняли с производства, когда США и Запад поняли, что надо менять высоту полета самолетов и подняли ее до 8 км.
– За время войны Т-34 сильно изменился?
– Нет, больших изменений не было, гусеницы, трак изменяли незначительно. Потом, уже после войны, к «тридцатьчетверке» военные предъявили требование – пройти 8000 км без ремонта. И мы выполнили эту задачу, разработав резино-металлические гусеницы и специальную втулку.
– Насколько жестким был режим секретности после войны?
– Спокойное время началось только года с 1959-го, когда КБ отделилось от завода и стало подчиняться напрямую Москве. Тогдашний директор завода Алексей Григорьевич Полторацкий не давал загружать опытный цех, где я работал. А каждый хотел за наш счет выполнить программу. В 1971 году меня назначили главным инженером КБ, и как руководитель я должен был отвечать за вверенных мне людей. Я имею в виду режим секретности. Мы давали двойную-тройную подписку о неразглашении – и КБ, и заводчане заполняли соответствующие анкеты. Были и закрепленные за заводом сотрудники КГБ. Но у нас не было ни одного случая, чтобы кто-то засветился в нарушении режима секретности.
– Спасибо за беседу.
Автор Мария Приходина
– Герман Яковлевич, вы вместе с заводом переезжали из Ленинграда в Омск?
– В Омск переехал не только Ленинградский танковый завод, а группа предприятий – сюда привезли часть оборудования Ворошиловградского завода и других. Ленинградский завод был эвакуирован сначала в Свердловск, потом в Оренбург. Но в этих городах не оказалось достаточно места, чтобы разместить эти предприятия. После правительство нашло место в Омске, на месте железнодорожных мастерских организовали этот завод. В то время на ж/д мастерских уже перестали делать ремонт паровозов, и танковое производство обосновалось там.
– Как происходила эвакуация?
– Начало блокады я застал в Ленинграде – около полутора месяцев. Завод эвакуировали так: когда объявили эвакуацию, семь эшелонов оборудования сумели вывезти по железной дороге, пока была возможность. Когда немцы перекрыли железнодорожный выезд, оставшиеся специалисты жили какое-то время в блокаде. У меня там остались бабушка, мама и сестра. Я не пошел на фронт, потому что почти сразу Георгий Жуков издал директиву «забронировать» всех специалистов, работавших на заводах. Уже из блокадного города нас, оставшихся специалистов, с комендантского аэродрома самолетом перебрасывали через Ладожское озеро до Тихвина, он еще был тогда не в блокаде. Оттуда по железной дороге отправляли в Сибирь. Сначала вместе с заводом мы поехали в Челябинск, но там уже обосновался Кировский завод. Потом нас направили в Оренбург, где на ж/д-мастерских организовали производство танков в конце 1941 года. И в мае 1942-го мы переехали из Оренбурга в Омск. Во время эвакуации много людей погибло, в том числе мои родственники. Жену и двоих детей моего дядьки довезли до Ладоги, пересадили на пароход, на котором нужно было пересечь часть Ладожского озера, чтобы высадить пассажиров вне блокадного кольца. В это время был авианалет, бомба попала в ту часть парохода, где были моя тетка, брат и сестра. Эту часть судна затопило, а у моряков такой закон – перекрывать затопленные отсеки. Так и случилось – они перекрыли полкорабля, где были и мои родные.
– Долго организовывали производство в Омске?
– Нет, как только пришли эшелоны с оборудованием, сразу наладили линии и стали выпускать «тридцатьчетверку». Отмечу, что не только ленинградское оборудование приехало в Омск, но и ворошиловградское, сталинградское.
К слову, производство в Нижнем Тагиле тоже было приезжим – Харьковский завод переехал в Нижний Тагил в 1941 году. До этого в Тагиле делали в основном товарные вагоны.
– Удавалось ли, работая в таком режиме, координировать работу многих заводов?
– Дело было не столько в координации, сколько в нехватке людей. Министерство могло дать приказ отправить рабочих на другой завод. Бывший мой начальник как-то позвал меня и говорит: «Ты, Герман, главное не сделай, как твой коллега». Мой коллега отправил в Тагил чуть ли не разнорабочих. А нужны были люди понимающие, разбирающиеся в тонкостях производства.
– Расскажите о своей работе перед войной и в военное время.
– Я из семьи машиностроителей – бабушка, дед, мама работали на артиллерийском заводе «Большевик» в Ленинграде. В 1934 году там организовали танковое производство, где и работала моя семья. В 1940 году меня приняли на этот завод учеником слесаря. Мне было тогда 17 лет. Я начал свою деятельность лекальщиком – это особо высокой квалификации слесарь, который из куска железа делает шаблоны для токарного, литейного и других производств. Всю войну я работал лекальщиком и доработал до 6-го разряда. Уже в самом конце стал начальником цеха отдельных приспособлений, который отделился от инструментального цеха, где изготавливали специальные стенды для танков.
– Какие характеристики и требования были у военных к основному танку – Т-34?
– Гусеницы Т-34 могли пройти без ремонта около 3500– 4000 км, военные же требовали 5–6 тысяч. Ведь военная доктрина предусматривала, что воевать будем не на своей территории. К Т-34 больших требований не было, главным для танка была, разумеется, «живучесть», то есть крепкая броня и надежная ходовая часть. Потому что и броня пропускала поначалу, и пушка сначала была 76 мм, только потом уже поставили 85 мм. Все изменения вносил нижнетагильский завод, остальные заводы-смежники перенимали новации. Достаточно много городов работало на эту машину: двигатели делали в Челябинске, пушки – в Свердловске. Но головным все же был Нижний Тагил, там производство уже тогда было гораздо больше омского. В войну мы выпускали до 250 танков в месяц.
– Круглосуточно работали?
– По 12 часов. В субботу и воскресенье по 18 часов – сколько отработаешь, столько же отдыхаешь. Завод работал в две смены.
– А какое-то тестирование и испытание танков на прочность было?
– Происходило это так – каждый танковый завод определял по три машины, которые проходили через всю Россию. Трасса начиналась в Подмосковье, потом согласованный маршрут пролегал через Белоруссию и Украину. Потом грузили машины на платформы перевозили в Среднюю Азию, танки шли по среднеазиатским республикам. Таким образом шло испытание танков – все отказы и поломки учитывались, любая мелочь. За каждой машиной шла бригада из конструкторов, инженеров-испытателей, механиков, слесарей. Они в случае необходимости проводили ремонт. После Средней Азии доходили до Иркутска, где танки грузили в эшелоны и отправляли на Кольский полуостров. Гонка продолжалась там – на каменистой местности. Такие пробеги начались лет 15–18 назад и практикуются периодически до сих пор. В первых пробегах участвовали омские, тагильские, свердловские, харьковские и ленинградские танки – все линейные модели, стоявшие на вооружении. Были и аварийные ситуации. Однажды мы шли по глинистой почве Таджикистана, и механик одного из ленинградских танков прозевал опасное место, танк сполз и опрокинулся.
– Кто занимался ремонтом танков в военное время?
– В основном это делали бригады и мастерские при дивизиях. Везти куда-то не было времени, в основном все непригодное просто списывалось.
– Еще какие-то омские военные разработки можете отметить?
– Да, была только наша разработка – ЗСУ-57 – зенитная легкобронная установка с экипажем в четыре человека. Дальность поражения у нее была 5,5 км. В ней две зенитные скорострельные пушки с башней, вращающейся на 360 градусов. Разрабатывалась она давно. Выпустили установочную партию, десять машин отправили в Москву, они участвовали в первомайском параде. Но их сняли с производства, когда США и Запад поняли, что надо менять высоту полета самолетов и подняли ее до 8 км.
– За время войны Т-34 сильно изменился?
– Нет, больших изменений не было, гусеницы, трак изменяли незначительно. Потом, уже после войны, к «тридцатьчетверке» военные предъявили требование – пройти 8000 км без ремонта. И мы выполнили эту задачу, разработав резино-металлические гусеницы и специальную втулку.
– Насколько жестким был режим секретности после войны?
– Спокойное время началось только года с 1959-го, когда КБ отделилось от завода и стало подчиняться напрямую Москве. Тогдашний директор завода Алексей Григорьевич Полторацкий не давал загружать опытный цех, где я работал. А каждый хотел за наш счет выполнить программу. В 1971 году меня назначили главным инженером КБ, и как руководитель я должен был отвечать за вверенных мне людей. Я имею в виду режим секретности. Мы давали двойную-тройную подписку о неразглашении – и КБ, и заводчане заполняли соответствующие анкеты. Были и закрепленные за заводом сотрудники КГБ. Но у нас не было ни одного случая, чтобы кто-то засветился в нарушении режима секретности.
– Спасибо за беседу.
Автор Мария Приходина
©
| URL: | http://omskregion.info/news/3018-german_sirotkin_vo_vremya_voyn_v_omske_vpuskali_do/ |
| Дата публикации: | 17/04/2012 08:35 |