Сергей Флягин: «Умейте слушать тишину»

В музыкальном театре – премьера. Свой 68-й сезон театр закрывает постановкой балета «Идиот» по одноименному роману Федора Михайловича Достоевского. Главную партию – князя Мышкина – в спектакле танцует ведущий солист балета, заслуженный артист России Сергей Флягин.

Князь с душой ангела

– Сергей, образ князя Мышкина – это продолжение одной из ваших предыдущих ролей или рисунок с чистого листа?

– Роль князя Мышкина не хотелось бы сравнивать ни с какой другой. Я уже работал с балетмейстером-постановщиком Надеждой Калининой в спектакле «Шинель», поставленном по повести Николая Гоголя. Кому-то может показаться, что князь Мышкин – это продолжение моего Акакия Акакиевича Башмачкина. Но это совершенно не так. В балете «Идиот» мне надо проявить себя как человека, который любит женщину не по-мужски, а как ребенка. Любит любовью ангела. Мой Мышкин в душе ангел. С Надеждой Калининой всегда работается тяжело, но эта работа приносит удовольствие, позволяет артисту раскрыться внутренне, развивает интеллектуально и физически. Мы знаем хореографию Надежды Станиславовны, знаем, чего она хочет от артистов.

– Однажды вы сказали, что открыли в себе дар драматического артиста, работая над балетом «Шинель».

– У меня и до Акакия Акакиевича были партии, которые несли в себе драматическую основу: это Модест Алексеевич в «Анюте», Юродивый в «Юноне» и «Авось». Главная фишка в том, как балетмейстер умеет раскрыть артиста. Некоторые хореографические моменты можно показать техникой, но для Калининой главное – драматизм, эмоция.

– И для зрителя, наверное, тоже.

– Конечно. Одно из последних высказываний Майи Михайловны Плисецкой по сути своей звучит так: невозможно на сегодняшний день донести до зрителя балет лишь одной техникой. Всегда в образе должен быть драматизм: и любовь, и ненависть. Почему русский балет был всегда «впереди планеты всей»? Потому что наши артисты балета исполняют свои роли в первую очередь как драматические артисты.

Артистов надо ценить

– В балете «Анюта» замечательная литературная основа – рассказ Антона Павловича Чехова «Анна на шее». Звучит прекрасная музыка Валерия Гаврилина. А можно ли в балете музыку сделать зримой?

– Для этого нужно воспитывать зрителя. А он у нас разный. И до него порой сложно донести литературное произведение, а уж музыку тем более.
– А омский зритель какой?

– Благодарный. Я пришел в театр в 1993 году, и та публика, которую я увидел, сохранилась до сих пор. Мы пытаемся воспитывать нового зрителя в тех же традициях – так, чтобы артистов ценили.

– То, что вы сейчас говорите, относится и к необалету «Страсть», поставленному по мотивам романа Льва Толстого «Анна Каренина» и наделавшего немало шума в театральных кругах?

– Я рад, что познакомился с балетмейстером-постановщиком этого спектакля Дмитрием Генусом. У него своеобразная специфика постановки. Он не требовал от нас хореографии. Он требовал жизни. «Как в обычной жизни живешь, как несешь свою любовь и ненависть – точно так же покажи это на сцене», – говорил он мне. Необычный спектакль, но, к счастью, нашелся и его зритель. Многие сетовали вначале на паузы в спектакле. Так вы умейте читать их, умейте слушать тишину! Проще всего хлопнуть сиденьем, плюнуть и уйти. Тишина и сценическая пауза – это тоже видение, тоже работа, это уважение зрителя к артистам.

– Правда ли, что, придя в театр девятнадцатилетним артистом, вы сразу вошли во все спектакли репертуара, включая оперы и оперетты?

– Да. Это был настолько богатый опыт, как моральный, так и профессиональный, что, я считаю, мне крупно повезло. Становление артиста балета идет постепенно, как бы по ступенькам. Знаю многих солистов, которые начинали в театре монтировщиками, артистами кордебалета. Я считаю, что артист должен пройти все ступеньки – от А до Я. Благодарен труппе нашего театра, администрации, своим педагогам-репетиторам за их бесценные уроки.

Не сломаться внутри

– Сергей Валерьевич, вы ведь еще и руководитель детско-юношеского концертного хореографического коллектива «Мир танца». Как вы с этим справляетесь?

– Руководить людьми очень тяжело. В «Мире танца» я увидел, что такое зависть, звездность… Вот тогда я вывел свое понимание слова «звезда». Для меня это те люди, которые не знают, что они звезды. А те, которые знают, не достойны ими называться. Вот и все. Я никогда не считал себя звездой. Может быть, поэтому у меня и есть возможность идти вперед. В «Мире танца» мы работаем вместе с моей женой Леной. У нас прекрасный тандем. Лена взяла на себя всю административную часть дела, то, в чем я совсем не силен.

– Есть такое выражение: «балетный ад».

– Для меня существует только балетный рай. Я в нем живу, получаю от этого удовольствие. Мне 40 лет, и я продолжаю танцевать. А для кого-то это ад. Балет не позволяет расслабиться. Он требует постоянной тренировки. Если дашь себе слабину –  считай, что пропал как артист балета. Тебя затопчут, и ты упадешь с высокой лестницы вниз.

– Что сильнее всего ранит артиста?

– Любая мелочь может глубоко ранить: партию не дали, грубое слово сказали. Кто-то не ломается, а кто-то начинает выгорать изнутри. Я, например, всю жизнь борюсь с собой. Изначально у меня не было физических данных для занятий балетом. Мама заставляла меня каждый день садиться на шпагат. Вот это был для меня ад. Но я выдержал. Поэтому, наверное, сегодня у меня все хорошо. Меня поддерживает и защищает в жизни моя семья.

– Скажите, а какие чувства испытывает человек, именную звезду которого открывают перед входом в театр, где он служит?

– Я всегда отношусь к этому с какой-то неловкостью. Это приятно моей семье, моему ребенку. Это плюс театру, потому что его артист удостоился такой чести. Но голову от этого мне не сносит.

– Своего сына Сережу вы видите артистом балета?

– Пока нет. Хотя задатки драматического артиста в нем есть. В этом году сын пойдет в первый класс и в будущем, думаю, сам выберет себе профессию.

Маргарита Зиангирова

Фото Андрея Бахтеева