Алексей Симонов: «В юности я влюбился в отца»

Переводы на 40 языках

– Алексей Кириллович… Кстати, а почему у сына Константина Симонова отчество – Кириллович?

– Потому что Симонов на самом деле был Кирилл Михайлович, а Константин – это его псевдоним. А детей называют по оригиналу, а не по псевдониму.

– А скажите, сегодня издаются произведения вашего отца?

– Издаются. Не очень часто, но два года тому назад отмечалось столетие Константина Симонова, и был довольно серьезный взрыв переизданий его произведений. Хотя нынешние тиражи ни в какое сравнение не идут с теми, что были в советское время.

– Вы знаете, каков суммарный тираж книг Симонова и на сколько языков были переведены его стихи, повести, романы и пьесы?

– Я не занимался подсчетом, но то, что языков было больше сорока – это точно. Что касается тиражей – они были огромны. Десятитомник начал издаваться в 1979 году и вышел тиражом в 300 тысяч экземпляров. Дополнительные два тома, которые добавили к собранию сочинений после смерти отца, имели тираж уже 30 тысяч. А к 100-летию Константина Михайловича мы издали несколько интересных книжек с произведениями в необычных сочетаниях уже тиражом по 3 – 5 тысяч экземпляров.

– Сегодня стихи и проза Константина Симонова есть в школьной программе?

– В свое время шестиклассники читали «Сына артиллериста». И происходило то, что отец называл сезонным заболеванием. У школьных учителей была такая инициатива. Они говорили детям: «Напишем автору и спросим, как сложилась судьба Леньки». И он всем отвечал и рассказывал, как она сложилась.

– То есть Константин Михайлович получал огромное количество детских писем?

– Да, это так. А сейчас в школьной программе есть стихотворение «Жди меня» и по внеклассному чтению «Живые и мертвые».

– У вас нет впечатления, что молодежь сегодня не читает прозу видных советских писателей?

– Такого ощущения у меня нет. В год 100-летнего юбилея Константина Симонова я проехал пол-России и читал произведения отца. И везде меня с большим вниманием слушала хоть и небольшая, но очень заинтересованная аудитория. Литературная аудитория становится сегодня более узкой, поэзия перестает быть национальной болезнью, становится нашим достоянием. Но это уже совсем другая история.

– В Омск в последний год своей жизни дважды приезжал Евгений Евтушенко и собирал самые большие залы города, в которых было много молодежи. Стало очевидно, что есть и обратное движение – к живому слову поэта.

– Хотелось бы, чтобы это было так.

Пришлось устроить скандал

– Какую из экранизаций произведений Константина Симонова вы считаете самой удачной?

– Фильм Алексея Германа «Двадцать дней без войны». Это был, по сути, фильм на тему повести Симонова, написали новый сценарий. Но все получилось. Очень хорошей была экранизация романа «Живые и мертвые» с Анатолием Папановым в роли Серпилина и Кириллом Лавровым в роли Синцова. Больше хороших экранизаций, по моему ощущению, нет. А неплохим я считаю фильм Алексея Сахарова «Случай с Полыниным». Повесть второго ряда, но в фильме были хорошие артисты, режиссер прилично поработал. В свое время у него были проблемы с постановками, и отец ему пришел на выручку, дав возможность снимать по этой повести.

Жаль, что не состоялся последний фильм Алексея Германа с отцом. Уже была написана Константином Симоновым заявка на «Мосфильм», ее утвердили. Фильм должен был называться «Экипаж». Но отец не успел написать сценарий…

– Я знаю, что вы и ваши сестры были возмущены телесериалом «Звезда эпохи» с Александром Домогаровым и Мариной Александровой в главных ролях…

– И вышел сериал не о Константине Симонове и Валентине Серовой, а о Константине Семенове и Валентине Седовой, потому что там не было правды.

– Как вы добились изменения фамилий?

– Скандалом. В середине съемок создателям сериала пришло время заняться рекламой. Раньше почему-то не приходило в голову посоветоваться с кем-то из родственников, дать им прочитать сценарий – об этом даже речи не было. Когда объявили о первой пресс-конференции, на нее поехала моя сестра Маша, которая в заключение пресс-конференции сказала: «А мнением детей, родственников вы не интересовались?». «Ой, – ответили ей, – мы их все время ищем, никак найти не можем». Анекдот! Продюсер этой картины Юрий Мацюк знает меня как облупленного, мы с ним почти 20 лет вместе работали в творческом объединении «Экран» Гостелерадио, он был директором документальных фильмов, а я режиссером музыкальных. После этого нам прислали сценарий. И мы выкатили 18 страниц поправок. Они застонали и начали со мной договариваться. Я потребовал, чтобы на переозвучивании исчезла фамилия Симонов, чтобы не было только симоновских стихов, потому что были включены только стихи отца – лень же читать чужую поэзию. Маша сказала, что режиссеру Юрию Каре этого вранья в фильме про родителей не простит.

– Фамилии изменили, но зрители все равно восприняли сериал как историю Симонова и Серовой. Домогаров играет своего героя циником, каким не был ваш отец – потомок дворянской фамилии, Александрова суетлива, в ней нет стати и загадки женщины, которая покоряла сердца всех мужчин…

– Ну что мы могли сделать?

– А какова судьба вашего документального фильма об отце?

– Идея фильма возникла в ходе переговоров о бесполезности работы над этой игровой картиной. Продюсер и режиссер предложили мне самому снять фильм об отце в качестве альтернативы и нашли на это деньги. Я сделал две серии, по часу каждая. Фильм называется «Ка-Эм» – так Константина Симонова называли близкие. Но у этого фильма нет никакой прокатной судьбы, его ни разу не показали по телевидению.

– Я была на сеансе, где вы представляли свой фильм. Он очень трогательный. Взрослые дети Константина Симонова отправляются в поездку под Могилев, где на поле воинской славы был развеян прах писателя, и это становится канвой для рассказа о его жизни. Это было завещание Константина Михайловича – так его похоронить?

– Да, он завещал развеять свой прах над Буйничским полем, где в июле 1941 года наши подбили 39 вражеских танков. Он писал: «У меня есть кусочек земли, который мне век не забыть». Об этом его завещании было известно мне, его вдове Ларисе и, думаю, его друзьям. Когда отец умер в 1979 году, в официальном некрологе было написано: «О дате захоронения на Новодевичьем кладбище будет объявлено особо». Ему определили кладбище по его рангу лауреата Ленинской и шести Сталинских премий, орденоносца. И нам надо было всю эту иерархию разрушить и поступить так, как он хотел и просил. Сделать это оказалось совсем не сложно, хотя никто не ожидал от нас такой наглости. Мы сели на две машины и отправились в Белоруссию. А в фильме мы с сестрами поехали на то же поле спустя 26 лет. Там уже стоял не только памятный камень отцу, но и часовня, и большой мемориал павшим на этом поле защитникам Могилева. К сожалению, Могилев, несмотря на усилия отца, так и не добился права называться городом-героем.

Наследник Толстого

– Как складывалось в вашем детстве общение с отцом, ведь ваши родители были разведены?

– Меня приводили повидаться с отцом. Валентина Васильевна Серова ко мне относилась идеально, она была доброй, сердечной женщиной. Я не скучал по отцу, не тосковал, потому что у меня были замечательные отношения с мамой.

– А когда вы почувствовали, что нужны, интересны друг другу?

– Лет в 15. А после школы я на полтора года отправился в гляциологическую экспедицию в Якутию, на полюс холода. Отец ко мне туда прилетел. Об этой нашей встрече я потом написал очерк «Три дня в июне», он вошел в сборник «Константин Симонов. Воспоминания современников». Я пишу, что тогда влюбился в отца. И эту влюбленность он не поколебал за всю оставшуюся ему жизнь. Все его недостатки я и раньше знал, а тут узнал о многих его достоинствах, которых раньше не видел.

– А как Константин Михайлович отнесся к вашему решению поступить на Высшие режиссерские курсы ВГИКа? Одобрил?

– Нет. Я к тому времени окончил институт восточных языков, был специалистом по индонезийскому языку и литературе, был вполне приличным переводчиком.

– Это ему нравилось?

– Да, ему нравилось, что я занимаюсь литературой. Он считал, что я имею к этому некоторые способности, потому что он все время нанимал меня на черновую работу. У него же была огромная переписка. Когда присылали рукописи, кто-то должен был их читать в первом приближении. Он давал читать мне, потому что верил в мой вкус, что не пропущу хорошего и не перехвалю слабого автора.

– Какая черта отца вам кажется самой важной?

– Больше всего я уважаю отца за то, что до самых последних своих дней он мог меняться. Он заново передумывал свои старые мысли, открывал новые и постоянно над этим работал. Ему важно было понять все свои взаимоотношения с Иосифом Виссарионовичем, и он их пересматривал и пересматривал. Дошел до «Глазами человека моего поколения» и – не успел: глава «Сталин и война» осталась недописанной.

– Константин Михайлович очень хорошо понимал войну и этим удивлял читателей…

– Не просто понимал, он ее знал, что значительно сложнее. Я был свидетелем, как он, снимая шесть серий солдатских мемуаров, разговаривал с солдатами – кавалерами ордена Славы. А сейчас я подготовил книжку его переписки с маршалами. Отец с ними говорит о войне абсолютно на равных. Знать войну на уровне маршала и на уровне солдата – это мало у кого выходит. Поэтому его произведения – это, конечно, не «офицерская проза», а литература высокого российского класса. В этом смысле он прямой ученик Льва Толстого.

– И будет считаться одним из классиков русской литературы ХХ века…

– Дождемся!