Пять месяцев и шестнадцать дней

Алексей Декельбаум должен был влиться в экипаж яхты «Сибирь» в 20-х числах сентября 2019 года в порту французского города Бреста и сойти на берег в аргентинском Ушуайя. Однако судьба распорядилась немного иначе.

Напомним, что изначально на Антарктиду должны били следовать две яхты: омская «Сибирь» (капитан Сергей Щербаков) и питерская «Ксанаду» (капитан Максим Озерный). Но из-за погодных условий в Арктике и на Балтике омские мореплаватели выпали из запланированного графика движения.

8 сентября Алексей прилетел в Питер, где он с другими членами экипажа «Ксанаду» на микроавтобусе через Хельсинки, Любек (Германия) добрался до Франции в город Ла-Рош-Бернар, где в то время стояла питерская лодка. Там ее готовили к плаванию, оттуда и вышли в океан и преодолели первые сто миль.

– Для меня это был первый после восьми летнего перерыва выход в море, – отметил Алексей.

Поясним, что он принимал участие в первой кругосветке яхты «Сибирь» на этапе от Кубы до Омска.

Омская яхта «Сибирь» к тому времени отставала от графика на полмесяца, и поэтому «Ксанаду» ушла в трансатлантический переход без нее.

Алексей же добрался до Амстердама, где остановился ждать омичей.

– 24 сентября меня оттуда забрала «Сибирь». Двое суток я честно «бомжевал» на местном вокзале, – вспоминает яхтсмен.

40 узлов в лицо

«Омская правда» уже рассказывала о трансатлантическом переходе омской яхты. Об этом нам поведал сам капитан Сергей Щербаков, когда прилетал в Омск по неотложным делам из Латинской Америки. Сейчас нам интересны впечатления Алексея Декельбаума от путешествия, тем более что он профессиональный журналист и замечает некоторые вещи, ускользающие от непрофессионального взгляда обычного путешественника.

– Самыми сложными для меня стали три момента, – поделился мореплаватель. – Как только мы вышли в Ламанш, сразу столкнулись со встречными штормами. И я быстро вспомнил, что такое морская болезнь. Замечу, что после выхода в море меня она накрывает всегда на пару суток. Второе испытание – трудный переход через Бискайский залив, там тоже был жесткий встречный шторм, ветер в 40 узлов прямо в лицо. Он нас задавил к берегу на 200 миль. Мне вновь пришлось прилечь на пару суток от морской болезни. Вахты на штурвале я нес, а вот на камбузе дежурить не мог. И третий момент, когда мы вышли с Канарских островов, нас накрыла неширокая штормовая полоса. Мы прошли через нее, это пару часов заняло, и вошли в штилевую зону. Там было довольно жестко, я в первую кругосветку такого не видел, да и вообще первый раз попал в такую погоду: ветер 52 узла, и волны просто заливают палубу, которая порой становилась в вертикальное положение из-за крутизны волн. И после этого до самых ревущих сороковых южных широт погодных страстей, слава богу, не было.

Отметил Алексей и еще один интересный момент. Нынешнему экипажу благодаря реконструкции и усовершенствованию парусного судна практически не надо было работать на штурвале, курс держал установленный авторулевой.

– Он работал изумительно и выдерживал курс очень хорошо, – рассказал Алексей. – Вахтенный должен был только оценивать обстановку в океане, следить за приборами и картой. Штурвалом пользовался только капитан во время швартовок.

Мечта великого комбинатора

– Я впервые был в странах Южной Америки: Бразилии, Уругвае и Аргентине, – делится своими впечатлениями омский парусник. – Бразилия из них выделяется нищетой и добродушием, плюс южный и африканский темперамент. Совершенно доброжелательные люди. Ну, Рио брать не будем, он держит такую довольно высокую цивильную марку. А вот Сальвадор, где мы остановились после трансатлантического перехода, удивительный город. Еще с моря видны фешенебельные небоскребы, а рядом – трущобы нищеты. Когда мы работали на верфи, восстанавливая и обслуживая «Сибирь» после перехода, жили далековато от марины. Район был абсолютно грязный и нищий, но зато каждый вечер под окнами нашей гостиницы был совершенно лютый тусняк местной публики – танцы, на которые приходили сотни людей. Просто наша гостиница находилась в таком знаковом месте. Через сотню метров от нас – великолепный пляж, на который мы ходили после работы. Потом шли ужинать, и, пока мы ели, на площади собиралась толпа, из какой-нибудь машины врубали на полную громкость динамики и начинались танцы.

Кстати, по словам Алексея, несмотря на то что Сальвадор – городок по меркам Бразилии не такой уж туристический, в нем масса интересных и исторических мест. Для членов экипажа «Сибири» была устроена экскурсия по городу.

– Один местный католический храм чего стоит, – восторженно говорит яхтсмен. – Я таких величественных и красивых точно не видел нигде, даже в Европе. Безумной красоты сооружение и снаружи, и внутри.

Ну и, конечно же, мечта Остапа Бендера – место, где все ходят в белых штанах.

– А Рио-де-Жанейро – это удивительные по красоте ландшафты. Острова, немного похожие на тайские, – такие зеленые шишечки в море. Статуя Христа на скале. Местные монмартры. Есть в Рио два района, где замечательно сочетаются богема и криминал. Ходить там в одиночку не рекомендуется, но посмотреть там есть на что – художники, музыканты, различные богемные тусовки, – вспоминает Алексей.

Когда омская лодка вошла в субантарктические воды, климат резко изменился. Ночью на вахте в шортах уже не постоишь, поэтому были извлечены теплые комбинезоны. Сильно не штормило, разве что при подходе к Порто Дисиада немного потрепало. Там же произошла встреча с питерской яхтой «Ксанаду», где она стояла для ремонта муфты. Ее уже починили, и здесь же произошла ротация экипажа.

– Там один матрос попросился на «Сибирь», а я, соответственно, на «Ксанаду» к Максиму Озерному. И дальше на ней я прошел еще 860 миль, – объяснил Алексей, как он оказался членом другого экипажа.

Печально знаменитый пролив

– В отличие от Щербакова Максим Озерный более хладнокровно относится к прогнозам погоды, – делится впечатлениями Алексей Декельбаум. – Поэтому мы, особо не раздумывая, сунулись в пролив Дрейка и сразу попали в хорошее месиво. То есть пятиметровые волны, ветер и «неприкаченный» экипаж. Из пяти членов только трое переносили качку нормально, остальных накрыла морская болезнь.

Мы пошли на Огненную землю, где спрятались от волн и прошли вдоль ее побережья. Это как раз неистовые пятидесятые широты. Там же спрятались в бухту, чтобы переждать шторм. И оттуда, когда стало спокойнее, пошли уже на Антарктиду. В результате прошли по Дрейку 120 миль из 480, которые отделяют Латинскую Америку от Антарктиды и российской антарктической станции Беллинсгаузен.

Но, видно, для членов экипажа лодки «Ксанаду» была не судьба достичь шестого континента – снова сломалась муфта на валу винта. Ее, конечно, починили, но полной уверенности, что ситуация не повторится, у капитана не было. Прогноз погоды тоже не вселял оптимизма – надвигался штормовой фронт. Тогда вместе с капитаном Максимом Озерным и было принято решение разворачиваться и идти в Ушуайю. В качестве моральной компенсации, раз уж не удалось попасть в Антарктиду, капитан повел лодку на знаменитый мыс Горн (самая южная точка Латинской Америки), который «Ксанаду» благополучно обошла, причем в полночь.

Там, правда, яхтсмены снова попали во встречный шторм, который дул из пролива Бигля, куда и надо было входить. В очередной раз спрятались в одной из бухт. Сутки отстоялись, а потом проливами дошли до Ушуайи уже по спокойной воде. Там стояла пришедшая двумя днями раньше омская «Сибирь».

– А 13 февраля я улетел домой, – говорит Алексей. – Четыре пересадки: Буэнос-Айрес, Сан-Паулу, 10 часов через океан на Лиссабон, Барселона, Москва и родной Омск.

– Еще раз пойдешь? – спрашиваю Алексея.

– Конечно, конечно!

ФАКТ:

Трансатлантический переход стал уникальным для яхты. «Сибирь» еще не ходила в автономном плавании в течение 15 суток. Это рекорд и для лодки, и для омских яхтсменов.

Больше всего мне нравилась рыба, которую жарил старпом Владимир Заздравных, и рыбный суп, который варил Женя Забродин. А местные названия блюд трудно запомнить, потому что у них какое-то очень сложное звучание. Выделить могу стейки, которые мы заказывали во всех портах захода.